Большое путешествие (Нуси, рассказ)

Гендальф кинул кольцо в камин,
а оно и расплавилось.
Такая сказка сорвалась,
расстроился старик.

Из старого анекдота

Хоббит Барри пинком распахнул идеально круглую деревянную дверь своей норки, на ходу сбросил оранжевую шапочку и не менее пеструю курточку и со всех ног побежал на кухню по ухоженному коридору мимо полок, на которых стояли бесконечные горшочки с копченостями, вареньями и маринованной репой. Прикрыв за собой кухонную дверь, он повернулся к Лоздичке, молодой ухоженной хоббитке с рыжими волосами и пухленькими ручками, которые были вечно заняты то готовкой, то стиркой, то огородом.
— Лоздичка, ты представляешь, я ухожу путешествовать. Сегодня в трактире я встретил странствующего гнома, а он такого рассказал. Я ухожу, а хочешь, пойдем со мной, — выпалил хоббит на одном дыхании, задумался и добавил, — кстати, привет.
— Привет, — живо ответила девушка, — само собой, я пойду с тобой, после обеда, да? Сходим мы к Самкунсам?
— Нет, я…
— Ну конечно, не к этим занудам, которые шерсть на ногах не причесывают, — не обращая ни на кого внимания, тараторила хоббитка, — прогуляемся по березовой аллее до Булкинсов.
— Да нет же…
— Да-да, у Булкинсов всегда нет кексов, а то, что они варят к ужину, это же не чай, а кипяток простой. Может к Перискокам.
— Нет-нет, ну…
— А куда тогда? Я не понимаю, чего же ты хочешь?
— Я хочу чего-то большого, понимаешь?.. Ладно, вот интересно было бы уйти в настоящее путешествие.
— Путешествие?
— Ну да, куда-нибудь подальше.
— Это через реку переходить надо? Где Фашисы живут, да? Нет, это далеко. Выгляни в окно и посмотри на этот мост. Он же почти обрушился, да его почти в дали не видно!
— Но милая…
— Хотя ладно, Барри, ты прав, засиделись мы тут. Так и быть, сходим после чая к Фашисам. В конце концов, говорят, они выращивают такую репу, что пальчики оближешь.
— Да нет же, ты не поняла.
— Поняла, поняла, я же догадливая. Сам старый Бук говаривал за стаканом пивца, что я шустрая и умная. Так что все я понимаю. Решено, идем через мост. Уверена, мы прослывем чудаками, что путешествуем так далеко.
— Послушай же, — хоббит возвысил голос, видно он уже начал выходить из себя, — я совсем не то имею в виду. Не перебивай, ладно?
— Хорошо, не буду; вот, погоди, чайку выпей, а потом рассказывай. Возьми кружку. Хоббит взял огромную кружку из рук Лоздики и стал пить из нее маленькими глотками, урча и обливаясь, а девушка все тараторила:
— Ты представляешь, Самкунсов сынок-то что учудил, он в Булкинсов сад за яблоками лазал. Сама я не видела, но Беклания говорит…
— Твоя Беклания все на свете знает, — хоббит поставил пустую кружку на стол, потянулся и заговорил, — хочу я уйти в большое путешествие, через нашу реку, через Грибной лес и Дальние Бурундуки на восток, перевалить хочу я через те горы, что в ясные дни видны на горизонте, и там, на востоке, говорят, есть несметные сокровища, которые охраняются глупыми жадными драконами, там есть огромные тролли и говорящие деревья. Только там можно найти настоящее приключение. Я ухожу, все.
— Барри, Барри, миленький, — девушка часто-часто заморгала, как будто бы вот-вот готова была расплакаться, — да что ты, там же страшно; прошу тебя, не ходи. Ведь там может дождь случиться, ты можешь остаться без обеда. Вдруг, мне даже страшно думать об этом, тебе не у кого будет переночевать. Мне будет очень страшно, с тобой я не пойду, но не могу же я остаться дома одна. А как же огород, репа?
— Репа, — с презрение молвил Хоббит, — репа… Это символ нашей духовной пустоты, нашей недалекости и глупости. Да разве стоит жить ради огорода, репы. По мне, так лучше сразу умиреть. Нет, и не уговаривай меня, я все равно уйду, ибо великие свершения ждут меня впереди. Гном поведал мне, что орки да призраки собираются войной идти на них. А я с мечом в руке буду защищать правое дело!
— Меч? Да им же можно порезаться, и вообще, какое тебе дело до гномов. То ли дело репа, о которой ты так презрительно отзываешься, она то нас кормит и поит. Она, а не какие-то гномы.
— Как ты можешь так говорить, им же может быть плохо. Если мы не поможем им, то кто же поможет нам, когда мы будем в нужде. Нельзя думать только о себе, как мы часто поступаем. Есть нечто выше, чем наши сиюминутные желания.
— Но Барри, миленький, прошу тебя, не уходи. Умоляю.
— Нет, я должен. Путешествие зовет меня.
— Барри, умоляю, все, что ты захочешь, сделаю, и в гости мы не будем ходить к Булкинсам, и про слухи я говорить перестану, — девушка зарыдала, — молю тебя.
— Лодзинчик, мой, не плачь, пожалуйста. Ты разрываешь мое сердце. Не надо слез. Я ухожу. Сейчас пора уже собирать вещи, чтобы выйти засветло.
— Не надо…
Хоббит вытащил из-под дивана мешок и начал складывать в него банки с копченостями, громко звякая ими, иногда со смущением поглядывая на плачущую девушку.
— Барри, Барри, не надо. Тебя могут убить. Лучше останься, и я все сделаю, чтобы ты был счастлив, — Лодзинка переборола рыдания, — я даже сама буду пропалывать репу.
— Репу, — лицо хоббита озарила совсем детская улыбка; он выронил мешок, в котором что-то треснуло, минутку постоял улыбаясь, проговорил, — я больше не буду пропалывать репу, — еще раз улыбнулся и воскликнул, — Моя прекрасная, все в твоей воле. Я остаюсь! Давай вечером сходим к Перискокам.