Роменион ч.2 (Арвен, повесть)

1.
Сквер у 1-го ГУМа. Практически никого, если не считать двух личностей на травке под голубой елью. Один, в сером, почти сливается со стволом дерева и тенью под ним, зато васильковая рубашка второго видна чуть ли не от ГЗ. Тот, что в сером, - хорошо всем известный Роменион, Пришелец с Востока, непобедимый воин, скрывавшийся в лесах Подмосковья, убийца вождя нолдоров Карантира... а также поэт и певец, и сейчас у него в руках любимая гитара. Другой - Лаурэ, юный наследник Куруфина. Негромкий разговор:
- Роменион, спой еще что-нибудь.
- А ты? Я, между прочим, тоже иногда устаю.
- Куда уж нам до мастеров...
- Вот еще... У тебя выходит ничуть не хуже. Потом, ты все говорил про какую-то песню, которая тебе понравилась...
- А еще бы! - серые глаза оживляются. - Это ты про "Песнь сыновей Феанора"? Можно сказать, про ближайших родственников! Я ее как раз вчера наконец выучил.
- Интересно было бы послушать.
- Ладно, если хочешь... Дай гитару. Как там начинается?..
С первых аккордов кажется, что струны вряд ли выдержат. Лаурэ выпрямляется во весь рост и начинает: "И вот пришла великая пора...". То ли он так выучил текст, то ли от избытка эмоций, но его вечный картавый выговор начисто пропадает.

- Игрушки Валар, в жизнь играли мы.
Враг - будь он проклят! - оказался прав.
Мы вырвались из золотой тюрьмы,
Но за прозренье нам заплатит Враг!

Вот вам и тихий первокурсник, призер олимпиад! Волосы цвета старого золота рассыпались по плечам, в высоком чистом голосе - звон металла. Юный нолдорский принц... Так, наверно, и выглядело начало похода:

- Пусть кровь не остывает на клинках -
Она всегда была богам по нраву.
Пусть даже Эндорэ падет во прах -
Все будет Илуватару во славу!

И как будто на нем не обычные студенческие джинсы и рубашка, а бьющийся на ветру голубой плащ. А меч просто отложен в сторону во время короткой передышки между боями. Кажется, никакого Ромениона тут уже и нет, а есть - боевые товарищи. Сейчас песня закончится и - новое сражение... Последние слова Лаурэ отзываются эхом по скверу:
- И вот тогда во славе и мощи своей
Вернутся в Аман Нолдор!!!
Финальный аккорд струны выдержали чудом. Пару секунд Лаурэ продолжал стоять, потом сел на траву и немного охрипшим голосом спросил:
- Ну как тебе?
Пауза.
- Неплохо, Лаурэ. Да уж, все ваше семейство такое, насколько я с ним общался. А вот струны ты бы поберег, да и голос тоже.
- Вечно ты все раскритикуешь! - голос чуть вздрогнул от обиды. - Как об этом можно спеть как-то еще?
- Можно и по-другому. Есть еще одна песня. Про то же самое. Но чуть-чуть иначе...

2.
Рука даже не ложится, а как будто бессильно падает на струны, и Роменион тихо, глуховато начинает:

- Ты славить его не проси меня -
Днем от свечи вряд ли станет светлей.
А что слава? Лишь ржа на имени.
Слушай, что я скажу о моем короле...

Усталый воин, вспоминающий о прошлом, и за спокойным голосом - горечь. Лаурэ лишь пожимает плечами, но постепенно слушает все внимательнее. За рассказом о самом Финголфине - рассказ о походе, о том,

Как изорванный шелк наших гордых знамен
Осенял спокойствие мертвых лиц,
Как проклятья в устах застывали льдом,
А в сердцах умирали слова молитв.

Да, все оказалось не так победоносно. Песня Лаурэ пелась до похода, песня Ромениона - после него. Что вышло?

- Мы утратили все, нам осталась лишь честь,
Да слава бесполезных боев,
Да пышных сказаний мишурная лесть,
Да хвалебных песен цветное вранье.
Мы все потеряли во славу богов,
Нам стало наградой проклятье их, -

произносит как будто с трудом, сквозь зубы, -

Нам стали наградой потери да боль,
Забвенье мертвых, изгнанье живых.

По лицу Лаурэ видно, что он имеет некоторые возражения на такой заход, но Роменион не дает их высказать и продолжает как будто бы спокойно:

- А когда он в последний бой уходил,
Я понял, что он не вернется назад.
Он сказал, что за все ответит один.
Я не мог ему посмотреть в глаза.

Эта горечь уже не скрывается за интонацией летописца, она должна выплеснуться - и выплескивается:

- Пусть другой наврет про количество ран,
Пусть другой наврет про каждый удар,
Пусть наврет, что могуч, как скала, был Враг
И что слаб перед ним был мой государь!
Я скажу лишь одно - меня не было там,
Я скажу - мне себя теперь не простить,
Я скажу...

Голос обрывается. Пауза. Потом Роменион заканчивает едва слышно, и в его словах - усталость, опустошенность:

- Да что я могу сказать?
Ты славить его меня не проси.

Рука соскальзывает со струн. Опять долгое молчание, которое нарушает голос Лаурэ:
- Роменион, я когда-нибудь научусь петь?..

3.
Похоже, опять требуется некоторое отступление. Ни о каком Лаурэ, наследнике Куруфина, при прошлых безобразиях не было и речи. Дело все в том, что он младше нас всех на год.
Поступил он быстро и незаметно, как Роменион, а потом замаячил среди французов . Синяя одежда, волосы цвета старого золота, серые глаза, эльфийская надпись на фенечке - словом, нолдор, чего он и не скрывал. На третий же день учебы познакомился с нашей милой компанией. И началось...
Прежде всего, Куруфин вдруг проникся к этому созданию нежнейшими отцовскими чувствами и объявил Лаурэ своим наследником. Все несколько удивились, поскольку раньше за нашим новым славным вождем не замечалось таких далеко идущих планов. Да и золотой цвет волос Лаурэ наводил на мысли, что он не совсем из той песочницы. Поползли слухи, что-де недаром прекрасная королева Нинквиэль была так дружна с Финродом... Слухи исходили в основном от дев-воительниц, но не от них одних: тот же Хайлэндер всегда обожал издеваться над кем ни попадя, а уж Моргот, скорее всего, первым все это и распустил. Взбешенный Куруфин заорал что-то насчет Цезаря и его жены, на Мандосе вызвал Моргота на поединок и благополучно вынес, после чего слухи прекратились (а заодно подтвердилось, из-за кого вышла эта заварушка). Сам Лаурэ в ответ на наезды становился в позу и заявлял, что внешность ни о чем не говорит, что не в таком уж он дальнем родстве с Финарфином, чтобы не походить на него, и вообще, у леди Арвен волосы русые, что не похоже ни на какой канон, а ее генеалогию никто проверять и не думает. Еще бы, меня Карантир наследницей не объявлял, да мне и не надо - так спокойнее.
Еще наехать на Лаурэ попытался Хайлэндер. Дело в том, что Лаурэ с детства заметно картавит, что при изучении французского только к лучшему, но в русском только мешает. Во всяком случае, собственное имя он старается выговаривать чисто, но для этого вынужден говорить так: "Лау-рэ", со вторым ударением на последнем слоге. "Ми-фа-соль", - передразнил услышавший это Коннор. А зря. Юный принц отличался вспыльчивым характером, и дело кончилось вызовом на поединок. Наш непобедимый фехтовальщик, естественно, согласился, заранее предвкушая победу, поскольку до сих пор над ним одержал верх только Роменион, о чем уже шла речь в этой саге. Но на следующий день мы обнаружили ликующего Лаурэ и крайне подавленного Коннора. Из-за второго в своей жизни поражения бедняга Хайлэндер едва не заработал комплекс неполноценности и поэтому завалил нас перечислением всех своих удачных боев, чтобы убедить себя, что не все так плохо. Но он мгновенно успокоился, узнав, что Лаурэ фехтованию учил лично Роменион, очень привязавшийся к юному наследнику. "Этот-то - демон, с ним все ясно, так теперь он за принца взялся. Ну, будут два демона, учтем", - пробормотал он и больше с Лаурэ не ссорился. Против смертных Хайлэндеру равных нет и не будет, против эльфов - похоже, тоже, но вот с демонами, каковым Коннор считал Ромениона, лучше было не связываться. Роменион утверждал, что является существом вполне убиваемым, но ему давно не верили, помня прошлые похождения. Хотя прикончить все равно пытались.

4.
С одной-единственной поправкой на появление Лаурэ подмосковные леса были опять поставлены на уши. Осада Ангбанда и сопутствующие безобразия продолжались
Не обошлось и без других перемен. Карантир, славный вождь нолдоров, погиб от злодейской руки Ромениона, и наше доблестное войско теперь возглавлял его младший брат Куруфин. На нас с Лином зла за прошлые хулиганства он не держал, так что можно было жить спокойно: ему - слагать баллады, мне - изводить пленку. Идиллия.
Внезапно активизировался полузабытый в смертельной вражде Карантира и Ромениона Князь. Он решил, что дипломатические успехи его полководца (то есть коварный сговор с Куруфином) не должны пропадать даром, и заключил с нашим вождем союз. Окончательное подтверждение он получил, когда новые союзники поздно ночью были замечены в стоге сена хором распевающими "В зеленых роханских полях", причем оба отчаянно фальшивили, а Куруфин еще и путал куплеты. Получалось примерно так: "В зеленых роханских полях на берегу реки... стоп, тут не так!.. а как?.. сейчас про коня... а, вспомнил... гуляет вольно белый конь... тут вверх надо, давай еще раз... гуляет вольно белый конь, навек расставшись с седоком в чужих неведомых краях... здорово, а как дальше?.. не надо, вспомнил... в зеленых роханских полях склонились травы к родникам...". Но тут из палатки вылетел Моргот с возгласами: "Рохирримы недоделанные! У моих орков и то слуха больше! Я, может, и Вала, но тоже спать хочу! Нет, ну покажите мне этих хористов!..". Хористы поспешно зарылись в стог, и Моргот в темноте их не нашел.
В войске Князя по поводу союза единого мнения не было. Роменион, ясное дело, не мог покинуть повелителя, к тому же он этот союз и начал. Хайлэндер свои политические пристрастия сформулировал так: "Где Роменион - там большая драка, где большая драка - там я, так что я с Роменионом". Где-то половина войска объявила, что им надоело быть не то темными, не то серыми, не то вообще бледно-желтыми в сиреневый цветочек, а побыть светлыми очень интересно, и с радостью согласилась дружить. Зато некий Рауко, существо неопределенной расы, как две капли воды похожее на безвременно и бесславно погибшего Карантира, учинил волнение в другой половине, и они, трижды выкрикнув: "Нолдоров - в Мандос, Моргота - за Грань!" - объявили, что ни на что не променяют свободу и независимость, и ушли, возглавляемые все тем же Рауко или, как его еще называли, экс-Карантиром (кем он по сути своей и являлся).
А в целом все было по-прежнему, по лесам все так же бродили злобные орки, храбрые нолдоры и Лин, у которого с Куруфином упорно рифмовался графин, а связного текста под это не подбиралось. Безобразия и не думали кончаться.

5.
Эпохальных сражений так и не намечалось, хотя Моргот за вынужденное прошлогоднее бездействие оттягивался как мог. Результатом явилось увеличение количества мелких пакостей, устраиваемых нам. Веселая компания во главе с Рауко пока притихла, но и их Моргот сильно доставал. Его можно понять: кто же, как не княжеское войско, не давал ему развернуться? Потом, Моргот явно последовал примеру Ромениона, которого смена противником воплощения заботила крайне мало, и то, что Карантир теперь был с приставкой "экс", дела не меняло. А если учесть, что Князь на отступников очень обиделся, то неудивительно, что жизнь у Рауко со товарищи началась тяжелая.
Роменион в основном был занят общением с Лаурэ. Откуда взялась их дружба - не мог понять никто, поскольку вначале они крупно поругались. Роменион всегда с удовольствием вспоминал свой бой с Куруфином, а Лаурэ за папу обиделся. Надо сказать, что, хотя юного принца любили все, характер у него был еще тот. Если Лаурэ был при мече (то есть большую часть времени), разговаривать с ним приходилось крайне осторожно. Да и по части проклятий на головы всех встречных и поперечных он не отставал от славных предков. На Рауко это создание однажды обозвалось (правда, заочно) "порождением капель пота Сигурда, пролитых им, пока он трясся от страха перед боем с драконом, и праха недощипанной вороны, умершей от смеха при виде такой картины". Вот и Роменион получил в свой адрес много чего в том же роде. Но вскоре они каким-то образом помирились, подружились на всю оставшуюся жизнь, и Роменион вдруг оказался наставником Лаурэ. Тут, естественно, опять начались разговоры в стиле, что от этого проклятого демона ничего хорошего не жди, вот теперь до наследника добрался, один Эру знает, что теперь будет, ну и так далее. Куруфин не реагировал. То ли не верил в то, что говорили о Роменионе, то ли просто не хотел с ним связываться. Так что пока Пришельцу с Востока жилось спокойно (разве что Рауко иногда пытался наехать, но пока еще не очень осмелел). Но быть слишком хорошим ему надоедало крайне скоро, и начинались всяческие развлечения: то Рауко поутру обнаружит изображение дракончика с ехидной мордой, то пара орков, отправившись на закате прогуляться в лес, бесследно испарится (тропа в Мандос никуда не делась, хотя теперь находилась в другом месте), в общем, "все шутят, и все шутят одинаково". Зато не скучно. Хайлэндер тоже пока что маялся от безделья. Как-никак родная ему ситуация выглядит примерно так: чистое поле, посредине Коннор с двуручником, и вдруг из-за угла - вражеское войско. Это еще на что-то похоже. А почти каждодневные стычки с пятью-шестью орками - мелочь и суета, на которую герою размениваться незачем. Оттягивался Коннор на ни в чем не повинных туристах, не подозревающих, что тут происходит. Понятно, ему было далеко до спектакля, устроенного Роменионом и Князем, но многим туристам и его хватало. В общем понятно: сидишь, никого не трогаешь, песенки поешь, а тут вываливается личность ростом метр девяносто (и не одна, судя по шевелению кустов) и в коротких энергичных выражениях разъясняет, чьи здесь владения. Правда, одна компания прогоняться не захотела и сказала: "Ладно, успокойся, уйдем мы отсюда. А ты, воитель, с нами посидеть не хочешь? У нас весело...". Так что и тут Хайлэндер хорошо провел время. Словом, народ развлекался, как мог.

6.
Но увы, течение жизни переменчиво, и никакая развлекаловка не вечна. Вот и сейчас поступило известие, повергшее в траур весь светлый лагерь: от рук воинов Рауко пал наш менестрель Лин.
Ему все и всегда советовали близко не подходить туда, где идет бой, потому что здесь у него никаких способностей не было. На расстоянии Лин был полезен как лучник, но мечом владеть почти не умел. В прошлом году Лин не брался за оружие, помня угрозы Ромениона, но сейчас у него опять разыгрался авантюризм. На его беду.
Лин отправился исследовать окрестности и ждать творческих мыслей в гордом одиночестве, всецело полагаясь на свое положение менестреля. Собственно, гитара за его спиной всегда гарантировала ему безопасность. Но Лин плохо знал Рауко, которому это имя подходило как нельзя лучше. Будучи Карантиром, он еще как-то сдерживал свою темную натуру, но сейчас... Сейчас Рауко знать не желал никаких правил и законов (о великие Валар, где ваше справедливое возмездие?!), равно как и его сторонники. Двоих из них Лин и встретил. Защищался он отчаянно, но недолго. Лаурэ вмешался слишком поздно. Спасти Лина он уже не мог, но и из напавших на него не ушел ни один. А тень менестреля отправилась к Мандосу...
Но каково же было наше удивление, когда буквально через пару часов Лин объявился опять, причем вполне живой. Мало того, он улыбнулся нам: "Привет, существа! Не ждали, что ли?". Тут уже выпали в осадок абсолютно все. Если он узнаёт нас - значит, это не новое воплощение. Каким образом так вышло?!
Все рассказал сам Лин, когда несколько прошла первая волна восторга. Дрался он, естественно, геройски, и если бы не какой-то непонятный пень, совершенно не вовремя подвернувшийся ему под ноги, еще неизвестно, кто бы победил. Но, видно, великие Валар задались целью все-таки устроить Лину большую пакость и потому подсунули ему этот пень. Какое-то время скорбная тень менестреля еще бродила по окрестностям, сетуя на судьбу, но потом все же явилась к Намо.
В Мандосе Лин какое-то время, входя в образ скорбной тени, продолжал сетовать на судьбу. Но вскоре туда же явились и его убийцы, и сочувствия Лин не встретил. Тогда он вспомнил, что на свете бывают не только скорбные тени, но и ангелы с лютнями. Это ему понравилось больше, к тому же гитара у него была с собой. Для начала Лин исполнил свою любимую: "Прощай, любовь моя, прощай, меня зовет Забытый Край". Прочие тени, скорбные и не очень, выслушали его вполне благосклонно. Лин решил, что быть тенью не так уж плохо, и спел "Любовь моя, Тинувиэль", которую знает чуть хуже. Намо несколько занервничал, вспомнив, что однажды в его царстве уже пытались устроить концерт... Лин тем временем еще набрался нахальства и завел: "Слава тому, кто бесстрашен в бою, пусть будет бой этот в жизни последним...". У этой песни он мотива не знает почти совсем, да еще и поет подчеркнуто противным голосом. И вот тут повелитель мертвых не выдержал. На втором куплете Лин был вышвырнут из Мандоса под вопль Намо: "Иди отсюда куда хочешь, можешь быть, кем был, можешь стать кем угодно, только чтоб я тебя здесь не видел!". Тем самым наш менестрель фактически получил подтверждение своего бессмертия. Лин отошел на некоторое расстояние и все-таки допел песню. На словах "Боже, пошли ему легкую смерть! Слава тому, кто осмелился петь!" - уже пришлось спасаться бегством, поскольку скорбные тени и сам Намо уже начали кидаться разными предметами.
- Вот так песня оказалась сильнее смерти! - с пафосом закончил Лин.
- Это как петь, - усмехнулся Роменион. - Ты бы им еще "Мериадока" спел. Тоже, знаешь ли, неплохо звучит.
Отвечать наш воскресший менестрель счел ниже своего достоинства.

7.
Тропа в Мандос. Никого, если не считать нас с Лином. Бояться нечего - для нас эта тропа своего названия не оправдывает. Лин, похоже, занят сочинением баллады о собственной героической гибели, а я вспоминаю, какой все-таки четвертый куплет в "Битве с Сауроном". Все при деле.
Через тропинку перелетает какой-то предмет, отскакивает от дерева, потом от висящей за спиной Лина гитары и все-таки попадает тому по затылку, заставив менестреля прервать патетический заход и помянуть недобрым словом все вспомнившиеся высшие силы. Хотя есть у меня впечатление, что тут действует далеко не высшая и хорошо всем знакомая сила... Я нагибаюсь за предметом (оказавшимся банальной еловой шишкой) и наугад запускаю туда, где на одном из деревьев как-то подозрительно шевелятся ветки. Шишка исчезает. Потом слышится голос:
- Поймал. Немного косо, но в общем ничего.
- Он еще издевается!.. Роменион, теперь понятно, что это ты, и нечего притворяться белкой. Не похож. Может быть, вылезешь?
- А мне и тут хорошо.
- Ты чего там вообще делаешь?
- Сижу, отдыхаю.
- На дереве? Нашел место...
- А что? Очень, кстати сказать, удобное дерево, хоть спи, хоть засаду устраивай. Кому завидно - может присоединиться.
- Еще не хватало! Слезай, говорят!
- Не хочу. Я вредный.
- Это я уже заметила.
- Что делать, квэнта такая. Все равно не слезу.
- Так... Ну держись. Тут, конечно, личность, которой этого бы лучше не слышать, но ты меня достал...
- Шантаж!!! - послышалось откуда-то из листьев, и Роменион материализовался посередине тропинки. Вид у него был взъерошенный. - Леди Арвен, иногда я задаю себе вопрос, зачем в тот памятный день я назвал вам свое имя.
- А я гораздо чаще задаю себе вопрос, зачем в другой памятный день ты свалился на нашу голову.
- Кара Валар, не иначе.
- Пришельцем с Востока эльфами названный, беды бессчетные всем нам принесший... - внезапно ожил Лин.
- Факт, - кивнул Роменион. - У Рауко тоже завелся придворный менестрель - успокойся, с тобой ему не сравниться - и он про меня еще не то говорит. Причем это тоже правда.
- Что неудивительно. Так вот, зачем ты мне назвал свое имя - это на твоей совести, а вот у меня к тебе один вопрос: ты кого там дожидался?
- Могу сказать, что вас, но вы мне не поверите.
- Не поверю.
- А мне никогда не верят. И какой тогда смысл вообще отвечать?
- Ну, тут, конечно, всякие непосвященные...
- Дважды шантаж! Это уже злоупотребление моим единственным проколом. Что делать, уступаю. Я действительно там отдыхал, но не просто так, а совмещая приятное с полезным.
- То есть?
- Рауко в последнее время очень заинтересовался этой местностью, и сюда периодически наведываются его доблестные воины. Собираюсь устроить небольшую гадость.
- Короче говоря, ты занят своей обычной деятельностью. Не будем мешать.
И через некоторое время малопонятный возглас сообщил всем трем лагерям, что гадость удалась. Из лагеря Рауко весь вечер слышались страшные проклятия.

8.
Вечер. Сражаться в такое время уже не полагалось, так что оставалось песни петь. Чем мы и были заняты.
Несколько поодаль у Рауко народ затянул "Средь серых скал", причем две гитары никак не могли состыковаться друг с другом и с пением. У нас Лин с головой ушел в импровизации, совершенно в них завяз и вскоре умолк. Роменион что-то негромко напевал, и мы не без труда разобрали: "Услышьте, услышьте, забытые боги, того, кто танцует в пылающем круге...". Звучало жутковато, и ко второму куплету Хайлэндер не выдержал:
- Вот еще шаман на нашу голову! Роменион, ты ничего получше не мог найти? Может, нашу любимую? - на последней фразе он уже конфисковал гитару у Лина, который от удивления даже не успел запротестовать.
- Так, стоп, это ты про которую?
- Ну как же, нашу боевую. Достал меня этот Рауко, пусть знает...
- Начинай.
- Я кровью руны нарисую на щеках...
- Я выйду в степь под серебристою луною... - тут же подключился Роменион, а за ним - и остальной коллектив, кроме, естественно, Лина, который тут же принял позу типа "фи, варвары". Что-что, а выпендриваться после воскресения он стал еще больше.
На словах "Внемли, луна, услышь, о праотец волков!.." со стороны Рауко донеслось злобное "массаракш", которое, впрочем, напрочь заглушила следующая же строка. "Услышал," - усмехнулся Лин, которому уже немного надоело выпендриваться.
- И в небеса клинком вонзится волчий вой...
Отозвалась пара разбуженных собак. Непохоже, но при желании сойдет.
- Как сгусток ночи, предо мной
Мой кровный брат, мой лунноглазый волк предстанет.
Тут перед нами действительно предстало нечто. Оно возникло за спиной у Ромениона, тут же прервавшего игру, и при ближайшем рассмотрении оказалось сонным, но довольно разозленным туристом. Волка оно напоминало разве что взъерошенностью, горящими глазами и скрежетом зубов. В абсолютно непечатном виде турист выразил свою крайнюю неудовлетворенность нашим концертом и горячее желание спать в спокойной обстановке. Роменион, не отвечая, запустил через плечо какой-то круглый предмет. Послышалось чертыхание и звук падения тела. Хайлэндер отделился от коллектива и, наклонившись над туристом, стал тихо, но энергично что-то объяснять. Тот как будто отвечал, но мы уловили только: "А я что? А я ничего... А может, не надо?..". Потом шуршание листьев сообщило нам, что гость решил удалиться, а в следующую секунду в лесу всполошились все вороны от возгласа "Смерть чужеземцам!".
- Никакого в тебе, Коннор, гуманизма, - заметила Эланор.
- Сами хороши. И горе тем, кто перейдет дорогу мне!..
- И горе тем, кто волчьей полночью нас встретит...
Словом, концерт продолжался. Последний куплет явно перебудил все живые существа в радиусе километра, но больше с претензиями не являлся никто.
- Роменион, - поинтересовалась я, - если не секрет, ты чем в него кинул?
- Всего лишь фрисби, - усмехнулся тот. Да уж, ничего такого, что можно кинуть, Ромениону в руки лучше не давать, а то тут будет... Главное, фрисби-то он зачем сюда притащил? Специально от туристов отстреливаться? Разве что...
Туриста, во всяком случае, мы больше не видели.

9.
А вскоре после истории с туристом у нас появился новый член команды.
Как было известно всем, Роменион обожал кошек. На этой почве он ухитрился чуть ли не подружиться с Блиновым, за что был в очередной раз обвинен в колдовстве. Действительно, если во всей округе была хоть одна кошка - очень скоро можно было наблюдать идиллическую сцену ее общения с Роменионом. Взять хоть его прошлогоднюю рыжую подругу, которая ходила за ним хвостом и во всех боях очень за него переживала. А уж вид кошки, у которой какие-то неприятности, Роменион вообще не мог вынести. Что и подтвердилось.
Весь светлый лагерь однажды утром всполошился из-за непрекращающегося мява откуда-то сверху. Обнаружилось, что источником жутких воплей был крошечный черный котенок, залезший на дерево и не знающий, как слезть обратно. На все наши "кис-кис-кис" он не реагировал и только вцеплялся в ветку, не переставая тоскливо вопить. Сила голоса у него, надо сказать, совершенно не соответствовала размерам, и у всех уже уши закладывало. Но тут пришел Роменион.
- Ой, киса... - расплылся он в улыбке и тут же накинулся на нас: - А вы чего стоите? Нет чтобы снять! Слышите, как мяучит?
Слышали мы лучше некуда... Вся проблема была в том, что ветки дерева, где сидел котенок, с виду могли выдержать максимум еще одного такого же. Но было поздно. В Роменионе проснулась любовь к животным.
- Я за ним полезу, - объявил он.
- А не навернешься? - поинтересовался Коннор, скептически оглядывая дерево.
- Не будет вам такой радости.
Ветки прогибались довольно угрожающе, но Роменион тем не менее добрался до продолжающего голосить котенка. Девы-воительницы зааплодировали.
- Хорошая киса... Не бойся, иди сюда. Ну не бойся же... Киса, киса...
Котенок благодарно мяукнул и вцепился всеми когтями в рукав ветровки Ромениона.
- А я и говорю, демон, ему и животные подчиняются, - буркнул Хайлэндер.
Но тут произошел некоторый облом. В самом буквальном смысле. Роменион лазал по деревьям не хуже любой кошки, но вот весил он все-таки значительно больше, и ветка не выдержала. Раздался хруст, и Роменион, кое-как уцепившись за оставшийся сучок, мрачно сказал:
- Ну что, придется прыгать. Эх!..
И действительно спрыгнул, причем ухитрился приземлиться на ноги, продолжая прижимать к груди котенка. Тот от удивления даже замолчал. Под всеобщее "Уау!" Роменион продемонстрировал цель всех акробатических этюдов, вполне умещавшуюся на ладони. "Какая прелесть," - сообщили девы-воительницы, а остальной народ спросил:
- И из-за такого вот стоит себе шею сворачивать?
Роменион не удостоил их ответа. Котенка он предъявил Князю, который торжественно присвоил найденному имя Альпинист и объявил его собственностью Ромениона. Котенок не возражал и потому от Ромениона с того момента не отходил. На деревья он больше не залезал, зато пару раз вечерком подошел к лагерю Рауко и поднял там мяв, а это он умел... Естественно, в сумерках найти черного котенка было невозможно, поэтому такие мелкие пакости Альпинисту сходили с лап, зато у нас они всячески поощрялись. Роменион клялся всеми богами и прочими высшими существами, что котенка не науськивал, но ему, как всегда, не верили - вряд ли Альпинист раньше знал нашу компанию, а теперь он поднимал мяв при одном имени Рауко, что очень мешало всяческим беседам государственной важности.

10.
Неподалеку от тропы в Мандос примостилась милая компания, состоящая из Ромениона с Альпинистом, Лаурэ, Хайлэндера, Лина и меня. Я тут, в общем-то, просто рядом случилась в ожидании чего-нибудь интересного с точки зрения фотографии. Альпинист был всецело поглощен умыванием, самым энергичным образом предсказывая всяческих гостей. Нам, правда, и так было хорошо, кого нам тут еще надо... Роменион какое-то время понаблюдал за котенком, а потом сказал:
- Значит так, существа. Если сюда кто пожалует - а у меня чувство, что Альпинист все правильно предсказывает - вы не вмешивайтесь. Явится какая-нибудь гадость со мной объясняться - сам справлюсь, - народ посмотрел скептически, поскольку меча у Ромениона вроде как не было. - А вы все - и ты, Коннор, тоже - сидите себе в ближайшем кусте. Только лучше не в малине.
- Ты чего? - не понял Лаурэ. - Завозникал кто-то, что ли?
- Да нет, я так, на всякий случай.
И Роменион полез в сумку за бутылкой из-под "Святого Источника", теперь содержащей что-то малопонятное. За эту субстанцию Ромениона уже многократно обзывали отравителем, но он это что-то очень любил, а объяснять, что это такое, отказывался. Я однажды рискнула попробовать - смахивает на зеленый чай или на что-то травяное, вполне вкусно. Мало того, это нечто однажды помогло вылечить от простуды одного из Роменионовых коллег. В общем, загадочная вещь. Правда, после фрисби уже никто не удивлялся, что еще может появиться из этой сумки.
Лин и Лаурэ тихо препирались, у кого лучше песни - у Ниенны или Иллет. Лин стоял за первую, Лаурэ - за вторую, как и Роменион. Вообще Лин всегда лучшим менестрелем считал самого себя, но уж если счел достойным этого гордого звания кого-то еще - стоять будет насмерть. Спор этот шел уже давно и пока без перевеса в ту или иную сторону, поскольку в конце концов либо Лаурэ тихо говорил: "Ох, зря мой дядя Карантир тебя не устранил", - либо Лин принимал эффектную позу и объявлял: "Да что вам, маньякам, понять в высоком искусстве!". Да и за Ниенну он стоял скорее в пику Лаурэ - песни Иллет наш менестрель тоже уважал, хотя на варварские реагировал крайне презрительно. Потом, чьи песни помогли ему обрести бессмертие?..
Хайлэндер тоже был при деле - свистнутым у Ромениона складным ножом придавал куску сосновой коры вид силуэта медведя, вставшего на задние лапы. Медведей Коннор резко зауважал после того, как прочел "Беовульфа". Пришел в полнейший восторг, цитировал направо и налево и на экзамене, вытащив именно этот билет, так сразил Пискунову , вообще варваров не любящую, что даже не отвечал на второй вопрос, которого как раз не знал. Мало того, Коннор в какой-то момент задумался о смене квэнты, но думал недолго. Во-первых, рукопашный бой он всегда не слишком уважал, а во-вторых, Роменион сказал: "А я тогда буду драконом". Хайлэндер вспомнил сюжет и решил, что лучше все-таки оставаться бессмертным, особенно когда постоянно общаешься с демонами. Но книгу он на этой почве не разлюбил, так что и сейчас "Беовульф" лежал рядом. Хорошая книга, толстая, поскольку в том же томе еще "Старшая Эдда" и "Песнь о Нибелунгах". Это Коннор тоже читал, но без такого восторга, хотя "кровавый орел" его сильно впечатлил. Хлебом не корми, дай всякого садизма набраться.
Короче говоря, пока что царила полная тишина и спокойствие. Но недолго.

11.
Лин и Лаурэ продолжали спорить:
- А Иллет, к твоему сведению, с рифмами сильно не в ладах.
- Неточная рифма - главная тенденция поэзии!
- Главная тенденция эстетов, которых не хватает на нормальную богатую рифму.
- Да ты сам иногда такое рифмуешь...
- Попрошу без личностей - это первое. А второе - ты за всю жизнь полторы песни написал.
- Я воин, а не менестрель. Я не обязан!
- А раз не обязан, не разводи критику. Потом, а как же разностороннее воспитание юного наследника?
- А в малину?
- Это не аргумент. Так вот, я говорил...
Продолжить заход Лину уже не дали. Зашуршали кусты, и все ясно услышали голос Рауко: "Вот он!". Коннор рванулся с места, но Роменион жестом приказал ему оставаться, где был. Нет, донарывается наш Пришелец с Востока... Он принял еще более небрежную позу (если это вообще возможно) и сонным голосом сказал:
- Ну да, я здесь. А это кто?.. Опять вы? Ну надо же... И что у вас за талант сваливаться совершенно не вовремя?
- Демон проклятый! - прошипел Рауко. Теперь было видно, что с ним еще четверо. Да еще вон тот куст малины по-прежнему шевелится...
- Во-первых, от Рауко слышу, - отозвался Роменион, по-кошачьи потягиваясь. - А во-вторых, второй год всем твержу, что я простой смертный.
- Это ты-то? Да будь на твоем счету впятеро меньше всякого колдовства, я бы и тогда не поверил.
- Ну что это за жизнь? Никто мне не верит, - Роменион встал, придерживая ветровку на груди. - У вас, я так понял, ко мне дело?
- Никаких у нас к тебе дел нет, демон ты Морготов. Дело у нас только к Мандосу. Известить его о скором прибытии твоего духа! - Рауко схватился за меч.
- Так вот оно что... - улыбнулся Роменион.
- Чего он ждет? - прошептал Коннор. - Да я этого Рауко...
- Спокойно, - ответил Лаурэ. - Роменион знает, что делает. Если он сказал не вмешиваться, значит, не надо.
- Так вот оно что, - повторил Роменион, не переставая улыбаться. - Так бы сразу и сказали.
- И никакие фокусы тебе уже не помогут! Чему ты так рад? Жить надоело?
- Ну что ты так нервничаешь, Рауко? Хотя нет... какой ты Рауко? - Роменион прищурился, вглядываясь в лицо своего противника. - Да, я узнал тебя, Карантир. Когда-то я говорил тебе, что и после смерти найду тебя... а теперь ты сам меня нашел. И ты... и твоя гвардия. Ну что ж, я знал, что когда-то так и будет... спокойнее, - жестом остановил он снова схватившегося за меч Рауко. - Что же так переживать? Я один и, как видите, безоружен, так что вы меня, естественно, прикончите. Меня это нисколько не удивляет. Пожалуй... да, пожалуй, осмелюсь сказать, что мне все равно. Я отправил к Мандосу столько народу, что просто ради справедливости кто-то должен отправить туда меня самого. Повторяю, мне все равно. Даже интересно лично посмотреть на того, кого я так завалил работой. Только знаете что?
Рауко подозрительно взглянул на Ромениона.
- Не надейтесь, что это будет так скоро! - выкрикнул тот, на одном движении сбрасывая ветровку и выхватывая меч, до сих пор спрятанный под ней так, что с полуметра ничего не было заметно. Воины Рауко попятились, но очень скоро опять осмелели, и началось...

12.
Следуя приказу, мы пока что тихо сидели в ближайшем кусте и наблюдали за всевозможными чудесами фехтования.
- Бой впятером на одного стал поединком для него... - вдруг совершенно не в лист прорезался голос у Лина (забывшего свою нелюбовь к Иллет), но Лаурэ крепким дружеским рукопожатием мгновенно утихомирил менестреля.
На самом деле лично Рауко в бою участвовал мало и только периодически разражался возгласами типа "Да прикончите же этого демона!", на что Роменион только улыбался. Вот уже один из его противников не отреагировал на выпад, и Роменион сообщил:
- Не хотелось бы тебя огорчать, но ты убит.
- Всем вам в Мандосе место, а тебе - первому! - опять прорвало Рауко.
- Только после вас, сэр, - галантно поклонился Роменион. Пока все складывалось явно в его пользу, но...
- Светлых - в Мандос, Моргота - за Грань! - несколько изменил свой вечный лозунг Рауко, и из ближайшего куста малины вылезло еще пятеро его верных воинов.
- Не самый удачный ход, - сообщил Роменион. - Во-первых, свинство, а во-вторых, вас тут для этой тропинки многовато. Только друг другу мешаете.
Ответом было тихое, но яростное шипение.
- И вообще, принц Карантир, что же вы стоите в стороне? Нет чтобы собственным примером... ну вот, это уже лучше, - улыбнулся он, увернувшись от удара.
И тут бесстрашный Хайлэндер не выдержал.
- Не могу больше смотреть на такое свинство! Эй, Роменион, я с тобой! - крикнул он, взвиваясь на ноги. - За Белерианд и свободную Шотландию!
От такого оригинального захода Рауко несколько выпал, за что едва не поплатился. В последний момент какой-то гвардеец заслонил повелителя собой и благополучно отправился к Мандосу, проклиная всех и вся, под Коннорово "Бей нечистую силу!". Уже восемь против двоих, явный прогресс.
- Роменион - мой наставник, за непослушание он мне голову оторвет, - прошептал нам с Лином Лаурэ. - Но Коннор прав, не могу смотреть на эти безобразия. Айя эленион анкалима! - зазвенел его голос. И первый же обернувшийся дорого заплатил за невнимательность...
- А у меня, между прочим, лук с собой, - вспомнил Лин. - Леди Арвен, не могли бы вы подвинуться? - он чуть приподнялся, опираясь на пень, и метким выстрелом свел число нападавших к шести.
- Лин, не лезь! - обиделся Хайлэндер. - Шесть на троих - это даже неинтересно... ой, нет, уже пять. Совсем делать нечего.
Рауко буквально исходил жуткими проклятиями, какие и не снились всему Дому Феанора, вместе взятому, но проку от них было мало - перед тремя непобедимыми воинами его гвардия таяла буквально на глазах. Очень скоро экс-Карантир обнаружил, что остался один против Ромениона - Лаурэ и Коннор почтительно отошли.
- Забыл, безрассудный, о скорбной участи воинов тех, что выходили с Роменионом на поединок... - снова ожил Лин. Да уж, история повторяется. Несколько минут активного скакания через бревна и прятанья за стволы - а потом Рауко действительно разделил эту скорбную участь.
- Достал ты меня, Карантир, - устало вздохнул Роменион. - Нельзя же быть таким настойчивым.
Он взглянул куда-то вверх и сообщил с обычной усмешкой:
- Прости, Намо, но сегодня ты меня вряд ли дождешься. Видимо, судьба нам с тобой общаться исключительно на расстоянии. Впрочем, скучать тебе сегодня тоже не придется, вот этот десяток - твой. Не буду брать себе чужие заслуги, это работа также Коннора Хайлэндера и Лаурэ, сына Куруфина, если тебя это интересует. А я на твои чертоги полюбуюсь в другой раз.
Потом он обернулся к нам:
- Ну что, мы это сделали! И да прольется кровь врага...
- И да прольется кровь врага, и да восславится вовеки волчье имя!!! - тут даже Лин не смог промолчать.

13.
У светлых царило всеобщее ликование. Роменион был объявлен величайшим героем нашего и ненашего времени, и только что не образовался конкурс эскизов памятника. Сам наш непобедимый герой сказал только одно:
- Моргот знает что творится. Ты, можно сказать, стараешься, устраиваешь все возможные и невозможные пакости, а в итоге оказываешься вполне хорошим. И куда пошли все труды?!
Но его не слушали. Попал в герои - не возникай.
Мало того, недобитые остатки мятежников, ушедших с Рауко, потеряв предводителя, явились к Князю с просьбой о мире. Тот великодушно простил эту компанию, что вызвало новую волну всеобщего ликования.
И много славного еще совершилось в то памятное лето, и много побед одержали храбрые нолдоры и воины Князя над злобными орками, и много подвигов свершили Роменион, Пришелец с Востока, Лаурэ, сын Куруфина, и Коннор Хайлэндер, да и остальные тоже, но о том уже не будет речи в этой саге. Рассказу же моему теперь конец.

29.07.99. 19-30.