147
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Рассеченное сердце (Нуси, рассказ) (просмотреть исходный код)
Версия 14:29, 12 ноября 2009
, 14:29, 12 ноября 2009Новая страница: «<br> <br><p align=center>“Люди выбирают себе одежды, выбирают дорогу, выбирают спутников. Короли опр…»
<br>
<br><p align=center>“Люди выбирают себе одежды, выбирают дорогу, выбирают спутников. Короли определяют судьбу не только свою, но и своего народа. Боги в стремлении к своим непонятным целям распоряжаются жизнями и смертями целых континентов. Готов ли ты поднять руку на основы мироздания?” </p>
<br>
<br>
<br>Череп с Лазарем рассказали, что восточная башня Черного Замка рухнула, что Первый Командор сразил Принца Демонов, но и сам скончался от ран. Многие видели, как море обрушилось на сушу, а города обратились в пепел. Мраморная статуя Богини в Антрогалле взмахнула крыльями и улетела в небо, пробив брешь в куполе храма. Гонец с юга рассказал, что зеленокожие окружили вторую армию, а граф Дитрих принял служение Хаосу. Хохотун мертв, сэр Торвус тяжело ранен. Корабли-Призраки были атакова ны морским чудовищем. Барельефы в Аннуне истекали слезами. В Пустошах Мона сэр Дорн видел призрака в светящихся белых одеяниях. Солнце впервые за тысячи лет проглянуло сквозь свинцовый туман, и в его свете в небесах все увидели, как норлок бился мечём и магией против двух красных драконов.
<br>
<br>Но все это всего лишь жалкие и никчемные события. Правда в том, что ложь нашла путь к сердцам и тех, кто живет в Стране Свинцовых Туманов. Высокие идеалы оплеваны, а в рыцарях вновь пробудилась человеческая сущность. Я ненавижу этот мир.
<br>
<br>Двенадцатого числа я прибыл в Замок Глиняных Богов. Со мной было восемь аннатарийских дворян, тех, что изъявили желание путешествовать со мной.
<br>
<br>В крепости царила необычная, лихорадочная суматоха и растерянность. Здесь, на границе с Западным Миром всегда дежурили лучшие офицеры и воины, самые верные и преданные. Они до сих пор не могли поверить, что у них на родине, в великой стране возможен мятеж. Они все надеялись, что это какая-то дикая ошибка, что мятежные графы признают свое поражение, а демоны вновь будут изгнаны. Я тоже пережил нечто подобное когда-то. Я уже знаю, что люди везде одинаковы.
<br>
<br>На следующий день я собрал человек шестьдесят самых боеспособных воинов и выехал на Туманные Равнины.
<br>
<br>Ещё через день мы наткнулись на отряд зеленокожих, штук эдак в сто восемьдесят. Они куда-то быстро бежали беспорядочной толпой. Абсолютно не обученные, вооруженные чем попало, ржавыми саблями, тааркханскими гладиусами, самодельными копьями и кольями, трофейными топорами, все в лохмотьях и плохо пригнанных доспехах, они представляли собой жалкое зрелище. Их клыкастые морды с вытянутыми носами и красными бусинками глаз были покрыты потом, сажей и кровью. Кто-то из них тащил шест с грязной тряпкой со знаком хаоса. Мы, на свежих лошадях, быстро догнали их. Я приказал атаковать двумя волнами, первая волна во главе со мной на носороге, вооруженная шестиметровыми, полыми внутри, копьями, должна была сломать и смять их порядки, вторая волна, с топорами и саблями, - добить разрозненные кучки, оставшиеся после первой волны. Так оно и получилось в принципе, но зеленокожие оказались нечеловечески сильны, а нас оказалось слишком мало. Победа досталась нам с трудом. Девятнадцать воинов остались там навсегда. Ранены почти все.
<br>
<br>Всюду на равнине разоренные поселения, мертвые твари валяются в самых уродливых позах повсюду. Пузырь говорит, что на севере они, эти недолюди, даже подняли первое за историю восстание. Ветер постоянно держит в воздухе песчаную пыль, порой создается впечатление похожее на то, которое возникает, когда смотришь ранним утром на море в тумане. Песок забирается под доспехи, скрипит, как старые сухари, на губах. Всюду следы разорения.
<br>
<br>Ближе к вечеру, посреди голой пустоши, нашли труп незнакомого мне рыцаря из Ордена Черной Луны, изрубленного просто на куски. Возле него валялось более десятка трупов зеленокожих, и рядом же топтался его верный боевой носорог. Вскоре он умрет с голоду, бедолага, так как не захочет жить в мире, где нет его хозяина. Ему знакомо т акое понятие, как верность.
<br>
<br>Утром меня разбудил сэр Готфрид, один из аннатарийских офицеров. Он выглядел куда как лучше чем вчера, кожа потеряла серый оттенок, глаза вновь блестели. Наверное, сумел разобраться с простейшими заклинаниями магии крови. Без неё тут долго не прожить.
<br>- Мой Лорд, нас атакуют.
<br>- Сколько?
<br>- Около двух сотен зеленокожих и три-четыре демона.
<br>- Стройте войска, тяните время. Сейчас буду.
<br>Я накинул рубаху, взял меч и выглянул из шатра. Видно было плохо, хлопья тумана выглядели как размокшая вата. Почему-то было очень жарко, в ноздри закрался запах, подобный тому, что чувствуешь, когда подгорает яичница. Враг оказался на удивление далеко. Часовые не подвели. Толпа зеленокожих медленно нестройно топала к нам, что-то громко крича, размахивая оружием. Справа и слева от зеленокожих шествовало два демона. Если простой зеленокожий ниже человека на голову, то эти демоны – на две головы выше. И кожа у них красная. У данных особей было по четыре длинных руки, на которые они опирались при ходьбе, два рога на морде и несчетное множество зубов в пасти и на иных частях тела. Сзади парил еще один крылатый демон, размером побольше. Уже отсюда чувствовалось, что все эти милые ребята не знакомы с гигиеной.
<br>
<br>Пока офицеры строили конницу в боевой порядок, я натягивал доспехи и думал, что делать.
<br>
<br>Вспомнился один фокус, который мне рассказал Старик Рог, когда почему-то расчувствовался. Это к вопросу о том, что для полета крылья – недостаточное условие.
<br>
<br>Когда я облачился, до противника оставалось не более четверти мили. Они представляли жалкое зрелище. В лунном свете мы выглядели значительно более устрашающе, но нас было меньше.
<br>
<br>Я дважды произнес Слово Молнии, и, когда заряды, потрескивая, резко и ярко освещая равнину, устремились в сторону летучего мешка с потрохами, начал напевать Слово Ветра. Этот специальный вариант данного Слова отличается тем, что ветер направлен сверху вниз, и пока демон отбивает молнии, его размазывает по песчаным дюнам.
<br>
<br>При падении демон придавил ещё пару штук зеленокожих. Летающее чудовище теперь чем-то напоминало ромашку наоборот, если бы не кричало громко и не пахло паленым .
<br>
<br>Мы молча начали атаковать. Получилось не очень удачно, сказалось недостаточное количество совместных тренировок, точнее, их полное отсутствие. Кони быстрее носорога, и они ускакали все вперед, оставив меня одного. Однако же носорог потяжелее будет, а потому остановить его куда как сложнее. Когда едешь на нем, впечатление создается такое, как будто плывешь на большом корабле по волнующемуся океану, а не едешь на животном.
<br>
<br>Многие рыцари предпочитают использовать меч в бою даже тогда, когда они бьются верхом на носороге. Мне же кажется, что утренняя звезда в таких случаях куда как более интересна. В силу того, что носорог возвышается над полем битвы как скала, удар, нанесенный звездой, приобретает такой разгон, что щиты и шлемы ни в коей мере не помогают.
<br>
<br>Первых двоих зеленокожих загрыз и затоптал мой зверь, следующего я промял своим оружием, дальше на меня накинулись, как водится, со всех сторон и потому я с трудом вспоминаю дальнейший бой. Из меня не очень хороший командир. Часто я забываю обо всем кроме звона оружия вокруг и превращаюсь в простого воина. Я просто наношу удар за ударом, превращаясь в бездумную машину, действующую на рефлексах, в то время как моего вмешательства требует, возможно, управление подразделениями.
<br>
<br>Я бессилен. Ибо удар мечом позволяет лишь выиграть в поединке, порой склоняет чашу весов в битве. Иногда, совсем редко, определяет судьбу войны. Я могу выиграть тысячи и тысячи войн, могу разрушать города и крепости, стирать с поверхности земли страны. Но все это лишь туман иллюзий, отражение тех слов, который говорит себе каждый, кот видит, что ничего действительно важного он сделать не смог и не сможет. Войны переделывают карту мира, рушат судьбы, но не несут перемен. Взгляд на расчерченную цветными лоскутками границ пеструю карту континента вызывает у меня звон в ушах, кажется, что у неё запах такой же, как у бедных городских кварталов в безветренную погоду. И новые лоскутки ничего не изменят. Ведь перемены затрагивать должны не тела, а души. Человек может облачиться в непробиваемые доспехи, может огородиться от мира стенами, уходящими за облака, может окружить себя всякими доступными и излишними удобствами. Но вновь он останется тварью, той, которой был он, не выбравшись ещё из пещер доисторических времен. Я наношу удар за ударом, превращая в хлюпающую, как весеннее болото, жижу мозги зеленокожих тварей. Зачем я это делаю? Ведь их не становится от этого меньше. Из Сильвании выползут ещё новые орды. И будут выползать до тех пор, пока в Стране Свинцовых Туманов будут оставаться предатели, те, кто готов пустить Хаос в свое сердце, кто служил Богине постольку, поскольку так было принято, поскольку это даровало могущество и бессмертие. Великая Страна, создавшая сильнейшую магию, величайшую армию, которая выжила в таких условиях, в которых другие бы гибли за короткие дни, оказалась не лучше иных.
<br>
<br>Битву мы, конечно выиграли. Одного из демонов добивали в течении двадцати минут, а он, изрубленный на куски, все не хотел умирать. Все шипел, своим раздвоенным языком, о тех богатствах, о той власти, которые достанутся нам, когда мы перейдем на их сторону. Язык ему мы отрубили в первую очередь.
<br>
<br>К вечеру мы перевязали раны и похоронили убитых. Нас осталось слишком мало, как мне кажется, для дальнейшего продвижения к югу Равнин. Я предполагал отойти к замку Орд, родовому имению старого друга моего отца, когда на востоке появилось двое всадников. Туман, казалось, в ужасе разлетался из-под копыт их коней.
<br>
<br>Вечерело, с севера на юг серое небо расчерчивали фиолетовые полосы, блестевшие в лунном свете, песок закручивающийся в воронки, то тут то там поднимался в воздух, желто-серые дюны отбрасывали колышущиеся длинные тени. Кое-где проглядывающие средь пустыни, камни с жалкими клочками мха были похожи на суровых троллей, проснувшихся от векового сна. Где-то на юго-востоке грохотал далекий гром. Ветер будто бы обезумел. То рвался в одну сторону, то спешил в другую, то взмывал к луне, как путник в пустыне к миражу колодца, то стелился по земле, как змея, подкрадывающаяся к жертве.
<br>
<br>Когда всадники приблизились, стало ясно, что один из них – рыцарь, другая – колдунья. Они, казалось, явились или с парада или с бала. Новые, словно из кузни, доспехи, новое, с иголочки, платье. Свежие, из конюшен, скакуны.
<br>
<br>Двое из моих людей, те, кто были ещё в состоянии стоять на ногах, отвели жеребцов в конюшню, когда гости спешились. Я пошёл к ним навстречу, как положено по этикету, но они, к моему удивлению, сами пошли ко мне, и, как мне показалось, с легким недовольством, склонили головы в поклоне.
<br>- Доброго вам вечера Лорд Шархар, и твердой руки. Я – сэр Дортмунд аэнедд’Кетбери из Антрогаллы. Со мной – Сестра Айлариа леди Мона, леди Айсенкурра.
<br>- Доброго вам вечера Лорд Дортмунд, и твердой руки. Доброго вам вечера Леди Айлари и ясности мысли. Какой причине я обязан вашим визитом?
<br>- Властелину. – сухой голос рыцаря выражает благоговение.
<br>- Мой друг хочет сказать, - фиалковый голос колдуньи не выражает ничего, - что согласно личному указу Властелина, мы переходим в ваше подчинение в течении того времени, которое потребуется вам на выполнение задания, суть которого изложена в этом свитке.
<br>Айлариа раскрыла седельную сумку, вытащила небольшой ларец из красного дерева. Её руки, по локти затянутые в белые перчатки, раскрыли ларец, в то время как сама она опустилась на колено. Я выхватил из ларца свиток, аккуратно срезал печать Властелина, говорят их можно использовать как талисман, и развернул бумагу.
<br>
<br>“15 числа летнего месяца Цветения. Шархару аэнедд’Шархару в собственные руки.
<br>
<br>Знайте, сэр Торвус взят в плен зеленокожими и сейчас находится где-то по дороге в Сильванию. Вам надлежит спасти его. Также нам угодно, чтобы вы воспользовались помощью сэра Дортмунда и сестры Айларии. Цель вашей миссии должна быть сокрыта. Приступайте немедленно.
<br>
<br>Властелин.”
<br>
<br>Такое впечатление, что эта записка писалась в спешке, чьей-то рукой не привыкшей держать в руке перо. Подлинность же сомнения не вызывала.
<br>
<br>Сэр Торвус, знаменитый воин, герой сотни войн, правая рука Властелина, как говорят. Он-то, я уверен, способен подавить мятеж.
<br>- Подъем. Мы выезжаем.
<br>Не требуется быть телепатом, чтобы догадаться, каковы мысли у моих солдат. После тяжелой битвы, усталые, израненные, они вновь седлали коней и одевали доспехи. Нет предела тому, что может вынести человек. Предел есть лишь у того, что он пожелает вынести.
<br>
<br>Мы снова в пути. Теперь вокруг ночь. Черные дюны тянутся от горизонта на востоке до туманных теней гор на западе. Однообразные гладкие и ровные, как будто бы замороженное в спокойную погоду море. Везде небо разрезается ровными колоннами света сильнейших звезд. Полная Луна, лениво переваливая через зенит, гонит перед собой скопища теней, своего призрачного воинства. Ядро моего отряда медленно и целеустремленно продвигалось к югу. Разъезды, отправленные во все стороны порой натыкались на одиноких зеленокожих, слышались звон стали и хриплые крики мелких демонов. Готфрид и Римион, два аннатарийских офицера проявляли себя как настоящие герои. Кажется им не требуется ничего, кроме как битв и крови.
<br>- Скажите, прекрасная Айлари, отсюда вы не можете почувствовать упомянутый след?
<br>- Любезный Шархар, я, как и раньше, могу лишь примерно указать направление. Юг-Юго-Запад. Приближается Буря. Нынче с Бурей появятся песчаные демоны.
<br>Ещё час мы ехали в тишине, а потом заревел ветер. Песок поднялся с поверхности земли и устремился ввысь, вращаясь и скрипя. Сверкнула молния. Туман медленно и уверенно стал опускаться, становясь все плотнее и плотнее. Ураган, продираясь сквозь его пелену, бил в грудь и прогибал спину. Сквозь ветер послышались стоны песчаных демонов.
<br>
<br>Говорят, они рождены из песка. Говорят, они умирают с ветром. У них нет тела, нет ничего материального. Их никак нельзя отличить от сгустка песка, поднятого бурей, к роме как по стонам и по тому, что воины, соприкасаясь с ними, начинают биться в агонии. Но оружие их уничтожает.
<br>
<br>Я выхватил меч и поскакал в сторону стонов. Видимость пропала. Туман и песок. Я прокричал трубачу, чтобы он протрубил общий сбор возле знамени. Нам сейчас нельзя теряться.
<br>
<br>Буря продолжалась более десяти часов. Из непроглядного тумана вырывались сгустки демонов, их кололи алебардами и копьями, рубили мечами и топорами и они рассеива лись. Иногда появлялись зеленокожие, несколько раз нам встречался большой красный демон, как призрак выплывший на нас из тумана.
<br>
<br>Мы постоянно скакали на юг. Несколько лошадей погибло от изнеможения. Сверкали молнии, выхватывая отдельные куски окружающей картины: шлем, занесенная перед ударом рука, искаженная ужасом зеленая морда. Порой грохотало выпущенное нашей колдуньей заклинание. Один раз мы натолкнулись на группу из четырех бездомных рабов, две взрослые особи и два ребенка, лысых беззубых, тихо стонущих. Пополнили запасы крови. Ближе к полудню Дортмунд оторвался от остальных и был разорван рогатыми демонами, внезапно появившимися из шторма.
<br>
<br>То тут то там появлялись лица врагов, из тумана вырывались наши всадники, появлялись и исчезали песчаные демоны, сверкали магические заряды. Серый Туман вокруг. Так проходит ночь, проходит день, месяц, вся жизнь. Цепи условностей обязанностей и обетов, точно так же как и туман окружают всякого. Я командую отрядом, в моей власти решить, когда разбивать лагерь и кого атаковать, но я не знаю ни причин, ни цели войны, не знаю причины важности своей миссии. Из тумана условностей я выхв атываю объяснения происходящему. В голове звучат, не смолкая и повторяясь, слова долга. Из рассеченного мечем непонимания сердца рвутся слова надежды и желания. Я мог бы стать другим, выбрать иные цели, заменив меч на ложь или обаяние, подменив нормы и устои, достичь всех высот человеческой фантазии. Так почему я таков? Неужели я испытываю какие-то чувства к тем, кто выше меня в моей иерархии, или к тем, кто, наоборот идет за мной. Я могу командовать полками и армиями, могу командовать десятком солдат или остаться в одиночестве. Я не могу сдвинуть с места камень, но могу двигать государственные границы. Но тем не менее я всегда остаюсь тем восторженным маленьким мальчиком, который не разуверился в своих идеалах. И дай вам бог, вам таким старым и мудрым, много знающим и все испытавшим, также не разувериться.
<br>
<br>Порой одна улыбка способна раскрыть такие двери, которые не разрушить самой древней магии, самым сильным армиям. Обаяние подчиняет народы и покоряет сердца красавиц. Я мог бы быть таким, но лицемерие не для меня. Я люблю лишь Богиню, а её пламенное сердце мне не покорить никогда.
<br>
<br>Порой слово лжи способно предотвратить и начать войну, ложь возводит на троны и уничтожает государства. Ложь не для меня.
<br>Я замкнуто живу в своем мире, и в нем я не нуждаюсь ни в чем.
<br>
<br>Буря прекратилась в полдень. Нас осталось шесть человек. Пять воинов и ведьма. Мой носорог мертв. Все изранены. Обоз с едой мы потеряли. Одежды наши изодраны в клочья. Лица превращены бурей в грубые, полные запекшейся крови с песком, маски. Мой шлем, разломанный на десятки частей, остался в барханах.
<br>
<br>Но вот ведьма вновь почуяла след.
<br>- Вперед!
<br>Я когда-то читал некий роман, где не было никакого сюжета и события шли нелогично и бессмысленно. Лишь одно в этой писанине волновало автора – переживания и душевные терзания главного героя. Точно такова, порой мне кажется, моя жизнь. События, бессвязанные и пустые проносятся мимо, а я все думаю, думаю…
<br>
<br>Вечер. Фиолетовое небо смеется над нами. Легкие полны свинца, я не могу дышать. Мы проезжали мимо двух замков, но не остановились там передохнуть. Лишь по немому приказу ведьмы, нам вывели десять сменных лошадей и вынесли немного съедобного мха. В замках также как и у нас кончилась еда. Кривого убили гоблины. Всего искололи копьями. Раны Нугуна гноятся, скоро он будет не в состоянии держаться в седле. Луна пошла на убыль. Все больше звезд заметно на небе.
<br>
<br>Айлари направила своего скакуна ко мне. Платье её изодрано в клочья из красного оно стало серым. Кираса в двух местах пробита и вся измята. Волосы всклокочены. Голос –не изменился, все тот же холодный и бездушный. Интересно, сколько сотен лет назад она родилась?
<br>- Триста двадцать один год, мой юный командир, я живу в этом мире. И надеюсь прожить ещё столько же. До объекта нашего преследования осталось сорок миль . Мы их настигаем. Но больше не будет впереди союзных нам воинских формирований или замков. Питаться придется кониной.
<br>- Разумно. Это все?
<br>- Нет, мой лорд, ещё одно. Завтра в полночь мы принесем в жертву Королеве Мира Нугуна, ибо нам нужна кровь, а он слабее всех.
<br>- Недостойно так поступать со своими солдатами.
<br>- Он слаб, а слабость заслуживает смерти, не так ли?
<br>Противно пить кровь своего солдата. Противно есть конину. Левая рука почти не слушается меня. Рана слишком сильна, даже магия крови бессильна. Я боюсь снимать с неё латы. Жалкий кусок тела, но все таки он мне дорог как память. Колдунья до сих пор не дает Нугуну умереть. Обнаженный, с распоротым ритуальным кинжалом животом он все ещё лежит, исполненный предсмертного блаженства, с затуманенными глазами и вывалившимся языком. Айлари склонилась над ним, её руки слабо светятся тускло-белым цветом, из полуоткрытого рта капает почти прозрачная кровь, сама она медленно раскачивается из стороны в сторону, в трансе шепча слова молитвы. Даже с расстояния в двадцать шагов я чувствую чудовищную силу, вливающуюся в неё, она действительно очень талантливая волшебница.
<br>
<br>Пение обрывается, она встает и оборачивается, её красивое молодое лицо искажается в гримасе улыбки.
<br>
<br>- Они теперь далеко не уйдут. Я призвала на их головы одну из лучших своих бурь.
<br>С её бледных губ на подбородок стекает тоненькая струйка крови, её или Нугена. А на юге небо вдруг взрывается громом и молниями. Отовсюду слышится нечеловеческий хохот. Айлари улыбается. Остальные наши дрожат.
<br>
<br>Нуген приподнимается с алтаря, шепчет: “Слава Великой Богине!” замирает и падает на камни.
<br>
<br>Мы настигли их. Нас четверо. Я, ведьма и, как ни странно, два моих аннатарийца: Готфрид и Римион. У нас осталось пять лошадей, очень мало оружия и доспехов. Впрочем, противнику после бури явно не лучше. Они постарались скрыться среди скал, упрямо рвущихся к небу сквозь песчаные поля. Буря раскрошила скалы в гальку. Везде валяются прожженные молниями зеленокожие, придавленные камнями зеленокожие, мертвые от удушья зеленокожие. На ногах держится не более десяти. И они, и мы, я полагаю, не в силах драться. Мы – всего лишь сжатые в человеческих телах клочки боли и страдания, у которых все нервные окончания кричат о невыносимости боли. Но они – хоть и не чувствуют, говорят, боли, но и не имеют веры, а потому наша магия сильнее. Айлари поднимает руки над головой, начинает бормотать на древнем наречье, гоблины срываются с мест и бегут вперед, звеня ржавыми саблями. Руки Айлари загораются, а вслед за ними пламя окутывает и зеленокожих, они падают, Айлари с грустью, первая её эмоция за все время, смотрит на обугленные руки. Готфрид добивает зеленокожих. Мы, спешившись, бредем к поваленному фургону, стоящему посреди лагеря. Матерчатая его крыша изорвана. И внутри видна связанная фигура. Победа?
<br>
<br>Нет, конечно, у подобной истории должен быть соответствующий конец. Финальная Битва.
<br>
<br>О чем это все я? Просто к нам летел по воздуху черный дракон. Не очень свежий, с почти порванным правым крылом, поломанным носовым рогом, выпирающим брюхом, этот монстр был, как говорят, одним из сильнейших в мире. В исторические времена с ними, по-моему, никто не встречался, а легенды – не очень достоверный источник информации. Махина размером с хороший дом с четверть километровым размахом крыльев, он занимал пол неба, хотя был ещё далеко от нас. У меня потемнело в глазах. Римион споткнулся и упал. Ведьму, которую поддерживал Готфрид, можно было в могилу класть, она вся дрожала, от рук пахло паленым, лицо все было в старой запекшейся крови.
<br>
<br>Я, смеясь сам над собой, с трудом вытащил меч и шагнул навстречу летящей ящерице. Неудержимо хотелось хохотать.
<br>
<br>Айлари тяжело вздохнула, выпрямилась, сделала шаг вперед, остановилась, замерла, сделала ещё один шаг. Вновь подняла руки к верху и что-то зашептала. Руки засветились синим цветом. Потом она тяжело вздохнула и руки опустились. Она обернулась ко мне. Мне показалось, будто бы она помолодела на триста лет, лицо её разгладилось, а глаза заблестели. Она почти пропела совсем чужим, звонким голосом:
<br>
<br>- Шархар, я пропою Слово Перемен. Никто из смертных ныне не может его договорить до конца, но я нашла, кажется, способ. Но нужна моя кровь. Вся. Ты отрубишь мне голову, когда я взмахну рукой. Властелин, я надеюсь, будет доволен.
<br>
<br>И она пошла вперед и запела. Пожалуй, я никогда не слышал столь восхитительной песни. Язык был мне не понятен, когда-нибудь я выучу его, но слова складывались в образы, а образы подчиняли сознание.
<br>
<br>Все меняется. Вода, воздух, земля, огонь. Горы рушатся, а моря пересыхают, пустыни покрываются ковром из ландышей. Те, кто когда-то обладал силой, станут лишь букашками, те, кто был лишь пылью, – закалятся в драгоценные камни, чтобы потом вновь рассеяться в песок. Вырастают и гибнут леса, тают ледники, память истлевает и теряется, границы империй зарастают мхом, а люди обращаются в жалкие скелеты. Все меняется. Нет ничего неизменного. Начинаются и заканчиваются войны, волны накатывают на скалы и отступают в океан, сердца сталкиваются и загораются, чтобы потухнуть вновь. Время течет, но и оно не неизменно. Все станет другим. Ветер перемен проходит сквозь каждую частичку мира. Все плохое, все хорошее, все – уйдет. Ничто не сохранится. Но родится новое и так будет всегда, до конца времен, перемен не остановить, их можно лишь на время задержать, но они вернуться. Мир изменится. Он станет лучше. Я верю.
<br>
<br>Айлари умерла. Её тело, неестественно изогнутое, лежало на камнях, руки были раскинуты в стороны. Отрубленная её голова улыбалась победно, с чувством собственного превосходства. А дракон исчез. Он изменился: превратился в песчинку, или мотылька, или в лепесток розы. Два моих воина лежали без сознания. Я побрел к фургону. Песня все звенела в ушах, то, как сотня органов, грохотала и ревела, то, как флейта, напевала едва слышимые аккорды.
<br>
<br>Я откинул полог фургона, развязал веревки и выволок на воздух безвольное тело. Это был сэр Торвус, герцог Эрина, граф Хоффа, Деридиума и Аккры, великий Лорд Киркана, первый рыцарь Страны Свинцовых Туманов. Ему было более тысячи лет. Говорят, он штурмовал замок Карстайн вместе с норлоками, побеждая сидов, говорят, он посадил на трон первого короля Аннатари, говорят… Он безвольно лежал передо мной на сером песке и медленно дышал.
<br>
<br>Потом он открыл глаза и заговорил.
<br>- Тщетно… Я создавал эту страну. Я отдал ей все силы, всю душу. Она же предала меня. Продалась хаосу. Все мои действия оказались тщетны. Я не нахожу в себе больше сил. Спасибо, что пытался спасти меня, но тщетно. Я не хочу больше жить.
<br>
<br>Он встал и произнес Слово Смерти.
<br>
<br>Но его немеющие губы ещё жили, и они шептали какой-то стишок:
<br>
<br>Кто я?
<br>Я первая цифра в таблице умножения
<br>Последняя буква в алфавите
<br>Символ хаоса, знак разложения,
<br>Пешка, павшая в гамбите.
<br>Я – восклицательный знак факториала,
<br>Веру вернуть в ваши души
<br>Тесно и мало
<br>И видеть, и знать и слушать
<br>Надпись с датами над могильной плитою –
<br>Просто шутка, награда за беспечность,
<br>Каждый живет и жизнью другою,
<br>Год какой-то тире бесконечность.
<br>
<br>Торвус умер. Но ничто вокруг не изменилось, не загрохотало небо, не затряслась земля. Все осталось прежним.
<br>
<br>Я хотел бы бежать прочь от этого мира. Я часто мечтал о других землях, о тех, где горы – выше, где воздух чище и холодней, где воды прозрачны, а облака пушисты. Я столь часто желал оказаться там, что порой мне трудно было понять, где же я на самом деле. Я создавал в своем сознании людей, которые бы следовали бы долгу чести и зову сердца, и они окружали меня во снах и грезах. Порой, я находил таких людей и здесь, я старался собрать их возле себя и они неизменно находили себе место в моих далеких мирах, рядом со мной. Чаще же окружающие отвечали ложью и жестокостью на доверие, смешками и презрением - на по детски открытые речи. Слова оставались словами. Люди не многим отличны были от животных. Я хотел бы бежать прочь от этого мира, но я остался. Остался потому, что сильнее желания убежать была ненависть. Я ненавижу все вокруг. Порой мне самому трудно поверить, что за моим же внешне спокойным лицом скрывается столь сильное столь нечеловечески горячее чувство. Эта не та ненависть, которая возникает, когда кто-то оскорбляет тебя, когда кто-то обращается с тобой как с рабом, когда кто-то уничтожает, скажем, всех близких тебе людей. Это нечто, намного более сильное и жестокое. Я ненавижу этот мир. И потому я останусь, чтобы уничтожить его.
<br>
<br>Я боюсь этого мира. Какой бы высокой стеной я ни отгородился от него, сколь сильно бы я ни закрылся в себе, он все равно находит щель или брешь, а за тем и способ причинить мне ещё и ещё боль. Я презираю его, ведь люди здесь ничем не отличаются от безмозглых тварей, их цели подобны целям тараканов, а мысли все сводятся к простейшим бытовым потребностям, а также деньгам и власти.
<br>
<br>Я приложу все силы, чтобы от этого мира не осталось ничего. Я не хочу, не могу жить в нем. Я мог бы достигнуть превосходных результатов во многом, в науке, в спорте, в искусстве, в войне, но во всем я доходил до определенной черты и останавливался, ибо мне все надоедало, я терял желание бороться дальше. Я достигал многих целей, но все они были не нужны мне, а то, что было ценным – так и оставалось запретным и недостижимым. У меня почти нет ничего своего собственного, своих маленьких радостей, своих маленьких побед, своего маленького счастья. Нет своей жизни. Нет сил. Мне отказано в своей надежде, отказано в своей любви. Порой мне кажется, что я – всего лишь собрание всего того, что в меня вкладывали, что хотели бы видеть во мне другие. Есть у меня лишь своя ненависть. Не знаю, хватит ли мне жажды жить, жажды свободы, чтобы победить, но по крайней мере одно я знаю наверняка. Я буду бороться до тех пор, пока бьется мое сердце, пока кровь течет по моим жилам, пока солнце встает на востоке, а приливы сменяются отливами в урочное время.
<br>
<br>
<br><p align=center>“Люди выбирают себе одежды, выбирают дорогу, выбирают спутников. Короли определяют судьбу не только свою, но и своего народа. Боги в стремлении к своим непонятным целям распоряжаются жизнями и смертями целых континентов. Готов ли ты поднять руку на основы мироздания?” </p>
<br>
<br>
<br>Череп с Лазарем рассказали, что восточная башня Черного Замка рухнула, что Первый Командор сразил Принца Демонов, но и сам скончался от ран. Многие видели, как море обрушилось на сушу, а города обратились в пепел. Мраморная статуя Богини в Антрогалле взмахнула крыльями и улетела в небо, пробив брешь в куполе храма. Гонец с юга рассказал, что зеленокожие окружили вторую армию, а граф Дитрих принял служение Хаосу. Хохотун мертв, сэр Торвус тяжело ранен. Корабли-Призраки были атакова ны морским чудовищем. Барельефы в Аннуне истекали слезами. В Пустошах Мона сэр Дорн видел призрака в светящихся белых одеяниях. Солнце впервые за тысячи лет проглянуло сквозь свинцовый туман, и в его свете в небесах все увидели, как норлок бился мечём и магией против двух красных драконов.
<br>
<br>Но все это всего лишь жалкие и никчемные события. Правда в том, что ложь нашла путь к сердцам и тех, кто живет в Стране Свинцовых Туманов. Высокие идеалы оплеваны, а в рыцарях вновь пробудилась человеческая сущность. Я ненавижу этот мир.
<br>
<br>Двенадцатого числа я прибыл в Замок Глиняных Богов. Со мной было восемь аннатарийских дворян, тех, что изъявили желание путешествовать со мной.
<br>
<br>В крепости царила необычная, лихорадочная суматоха и растерянность. Здесь, на границе с Западным Миром всегда дежурили лучшие офицеры и воины, самые верные и преданные. Они до сих пор не могли поверить, что у них на родине, в великой стране возможен мятеж. Они все надеялись, что это какая-то дикая ошибка, что мятежные графы признают свое поражение, а демоны вновь будут изгнаны. Я тоже пережил нечто подобное когда-то. Я уже знаю, что люди везде одинаковы.
<br>
<br>На следующий день я собрал человек шестьдесят самых боеспособных воинов и выехал на Туманные Равнины.
<br>
<br>Ещё через день мы наткнулись на отряд зеленокожих, штук эдак в сто восемьдесят. Они куда-то быстро бежали беспорядочной толпой. Абсолютно не обученные, вооруженные чем попало, ржавыми саблями, тааркханскими гладиусами, самодельными копьями и кольями, трофейными топорами, все в лохмотьях и плохо пригнанных доспехах, они представляли собой жалкое зрелище. Их клыкастые морды с вытянутыми носами и красными бусинками глаз были покрыты потом, сажей и кровью. Кто-то из них тащил шест с грязной тряпкой со знаком хаоса. Мы, на свежих лошадях, быстро догнали их. Я приказал атаковать двумя волнами, первая волна во главе со мной на носороге, вооруженная шестиметровыми, полыми внутри, копьями, должна была сломать и смять их порядки, вторая волна, с топорами и саблями, - добить разрозненные кучки, оставшиеся после первой волны. Так оно и получилось в принципе, но зеленокожие оказались нечеловечески сильны, а нас оказалось слишком мало. Победа досталась нам с трудом. Девятнадцать воинов остались там навсегда. Ранены почти все.
<br>
<br>Всюду на равнине разоренные поселения, мертвые твари валяются в самых уродливых позах повсюду. Пузырь говорит, что на севере они, эти недолюди, даже подняли первое за историю восстание. Ветер постоянно держит в воздухе песчаную пыль, порой создается впечатление похожее на то, которое возникает, когда смотришь ранним утром на море в тумане. Песок забирается под доспехи, скрипит, как старые сухари, на губах. Всюду следы разорения.
<br>
<br>Ближе к вечеру, посреди голой пустоши, нашли труп незнакомого мне рыцаря из Ордена Черной Луны, изрубленного просто на куски. Возле него валялось более десятка трупов зеленокожих, и рядом же топтался его верный боевой носорог. Вскоре он умрет с голоду, бедолага, так как не захочет жить в мире, где нет его хозяина. Ему знакомо т акое понятие, как верность.
<br>
<br>Утром меня разбудил сэр Готфрид, один из аннатарийских офицеров. Он выглядел куда как лучше чем вчера, кожа потеряла серый оттенок, глаза вновь блестели. Наверное, сумел разобраться с простейшими заклинаниями магии крови. Без неё тут долго не прожить.
<br>- Мой Лорд, нас атакуют.
<br>- Сколько?
<br>- Около двух сотен зеленокожих и три-четыре демона.
<br>- Стройте войска, тяните время. Сейчас буду.
<br>Я накинул рубаху, взял меч и выглянул из шатра. Видно было плохо, хлопья тумана выглядели как размокшая вата. Почему-то было очень жарко, в ноздри закрался запах, подобный тому, что чувствуешь, когда подгорает яичница. Враг оказался на удивление далеко. Часовые не подвели. Толпа зеленокожих медленно нестройно топала к нам, что-то громко крича, размахивая оружием. Справа и слева от зеленокожих шествовало два демона. Если простой зеленокожий ниже человека на голову, то эти демоны – на две головы выше. И кожа у них красная. У данных особей было по четыре длинных руки, на которые они опирались при ходьбе, два рога на морде и несчетное множество зубов в пасти и на иных частях тела. Сзади парил еще один крылатый демон, размером побольше. Уже отсюда чувствовалось, что все эти милые ребята не знакомы с гигиеной.
<br>
<br>Пока офицеры строили конницу в боевой порядок, я натягивал доспехи и думал, что делать.
<br>
<br>Вспомнился один фокус, который мне рассказал Старик Рог, когда почему-то расчувствовался. Это к вопросу о том, что для полета крылья – недостаточное условие.
<br>
<br>Когда я облачился, до противника оставалось не более четверти мили. Они представляли жалкое зрелище. В лунном свете мы выглядели значительно более устрашающе, но нас было меньше.
<br>
<br>Я дважды произнес Слово Молнии, и, когда заряды, потрескивая, резко и ярко освещая равнину, устремились в сторону летучего мешка с потрохами, начал напевать Слово Ветра. Этот специальный вариант данного Слова отличается тем, что ветер направлен сверху вниз, и пока демон отбивает молнии, его размазывает по песчаным дюнам.
<br>
<br>При падении демон придавил ещё пару штук зеленокожих. Летающее чудовище теперь чем-то напоминало ромашку наоборот, если бы не кричало громко и не пахло паленым .
<br>
<br>Мы молча начали атаковать. Получилось не очень удачно, сказалось недостаточное количество совместных тренировок, точнее, их полное отсутствие. Кони быстрее носорога, и они ускакали все вперед, оставив меня одного. Однако же носорог потяжелее будет, а потому остановить его куда как сложнее. Когда едешь на нем, впечатление создается такое, как будто плывешь на большом корабле по волнующемуся океану, а не едешь на животном.
<br>
<br>Многие рыцари предпочитают использовать меч в бою даже тогда, когда они бьются верхом на носороге. Мне же кажется, что утренняя звезда в таких случаях куда как более интересна. В силу того, что носорог возвышается над полем битвы как скала, удар, нанесенный звездой, приобретает такой разгон, что щиты и шлемы ни в коей мере не помогают.
<br>
<br>Первых двоих зеленокожих загрыз и затоптал мой зверь, следующего я промял своим оружием, дальше на меня накинулись, как водится, со всех сторон и потому я с трудом вспоминаю дальнейший бой. Из меня не очень хороший командир. Часто я забываю обо всем кроме звона оружия вокруг и превращаюсь в простого воина. Я просто наношу удар за ударом, превращаясь в бездумную машину, действующую на рефлексах, в то время как моего вмешательства требует, возможно, управление подразделениями.
<br>
<br>Я бессилен. Ибо удар мечом позволяет лишь выиграть в поединке, порой склоняет чашу весов в битве. Иногда, совсем редко, определяет судьбу войны. Я могу выиграть тысячи и тысячи войн, могу разрушать города и крепости, стирать с поверхности земли страны. Но все это лишь туман иллюзий, отражение тех слов, который говорит себе каждый, кот видит, что ничего действительно важного он сделать не смог и не сможет. Войны переделывают карту мира, рушат судьбы, но не несут перемен. Взгляд на расчерченную цветными лоскутками границ пеструю карту континента вызывает у меня звон в ушах, кажется, что у неё запах такой же, как у бедных городских кварталов в безветренную погоду. И новые лоскутки ничего не изменят. Ведь перемены затрагивать должны не тела, а души. Человек может облачиться в непробиваемые доспехи, может огородиться от мира стенами, уходящими за облака, может окружить себя всякими доступными и излишними удобствами. Но вновь он останется тварью, той, которой был он, не выбравшись ещё из пещер доисторических времен. Я наношу удар за ударом, превращая в хлюпающую, как весеннее болото, жижу мозги зеленокожих тварей. Зачем я это делаю? Ведь их не становится от этого меньше. Из Сильвании выползут ещё новые орды. И будут выползать до тех пор, пока в Стране Свинцовых Туманов будут оставаться предатели, те, кто готов пустить Хаос в свое сердце, кто служил Богине постольку, поскольку так было принято, поскольку это даровало могущество и бессмертие. Великая Страна, создавшая сильнейшую магию, величайшую армию, которая выжила в таких условиях, в которых другие бы гибли за короткие дни, оказалась не лучше иных.
<br>
<br>Битву мы, конечно выиграли. Одного из демонов добивали в течении двадцати минут, а он, изрубленный на куски, все не хотел умирать. Все шипел, своим раздвоенным языком, о тех богатствах, о той власти, которые достанутся нам, когда мы перейдем на их сторону. Язык ему мы отрубили в первую очередь.
<br>
<br>К вечеру мы перевязали раны и похоронили убитых. Нас осталось слишком мало, как мне кажется, для дальнейшего продвижения к югу Равнин. Я предполагал отойти к замку Орд, родовому имению старого друга моего отца, когда на востоке появилось двое всадников. Туман, казалось, в ужасе разлетался из-под копыт их коней.
<br>
<br>Вечерело, с севера на юг серое небо расчерчивали фиолетовые полосы, блестевшие в лунном свете, песок закручивающийся в воронки, то тут то там поднимался в воздух, желто-серые дюны отбрасывали колышущиеся длинные тени. Кое-где проглядывающие средь пустыни, камни с жалкими клочками мха были похожи на суровых троллей, проснувшихся от векового сна. Где-то на юго-востоке грохотал далекий гром. Ветер будто бы обезумел. То рвался в одну сторону, то спешил в другую, то взмывал к луне, как путник в пустыне к миражу колодца, то стелился по земле, как змея, подкрадывающаяся к жертве.
<br>
<br>Когда всадники приблизились, стало ясно, что один из них – рыцарь, другая – колдунья. Они, казалось, явились или с парада или с бала. Новые, словно из кузни, доспехи, новое, с иголочки, платье. Свежие, из конюшен, скакуны.
<br>
<br>Двое из моих людей, те, кто были ещё в состоянии стоять на ногах, отвели жеребцов в конюшню, когда гости спешились. Я пошёл к ним навстречу, как положено по этикету, но они, к моему удивлению, сами пошли ко мне, и, как мне показалось, с легким недовольством, склонили головы в поклоне.
<br>- Доброго вам вечера Лорд Шархар, и твердой руки. Я – сэр Дортмунд аэнедд’Кетбери из Антрогаллы. Со мной – Сестра Айлариа леди Мона, леди Айсенкурра.
<br>- Доброго вам вечера Лорд Дортмунд, и твердой руки. Доброго вам вечера Леди Айлари и ясности мысли. Какой причине я обязан вашим визитом?
<br>- Властелину. – сухой голос рыцаря выражает благоговение.
<br>- Мой друг хочет сказать, - фиалковый голос колдуньи не выражает ничего, - что согласно личному указу Властелина, мы переходим в ваше подчинение в течении того времени, которое потребуется вам на выполнение задания, суть которого изложена в этом свитке.
<br>Айлариа раскрыла седельную сумку, вытащила небольшой ларец из красного дерева. Её руки, по локти затянутые в белые перчатки, раскрыли ларец, в то время как сама она опустилась на колено. Я выхватил из ларца свиток, аккуратно срезал печать Властелина, говорят их можно использовать как талисман, и развернул бумагу.
<br>
<br>“15 числа летнего месяца Цветения. Шархару аэнедд’Шархару в собственные руки.
<br>
<br>Знайте, сэр Торвус взят в плен зеленокожими и сейчас находится где-то по дороге в Сильванию. Вам надлежит спасти его. Также нам угодно, чтобы вы воспользовались помощью сэра Дортмунда и сестры Айларии. Цель вашей миссии должна быть сокрыта. Приступайте немедленно.
<br>
<br>Властелин.”
<br>
<br>Такое впечатление, что эта записка писалась в спешке, чьей-то рукой не привыкшей держать в руке перо. Подлинность же сомнения не вызывала.
<br>
<br>Сэр Торвус, знаменитый воин, герой сотни войн, правая рука Властелина, как говорят. Он-то, я уверен, способен подавить мятеж.
<br>- Подъем. Мы выезжаем.
<br>Не требуется быть телепатом, чтобы догадаться, каковы мысли у моих солдат. После тяжелой битвы, усталые, израненные, они вновь седлали коней и одевали доспехи. Нет предела тому, что может вынести человек. Предел есть лишь у того, что он пожелает вынести.
<br>
<br>Мы снова в пути. Теперь вокруг ночь. Черные дюны тянутся от горизонта на востоке до туманных теней гор на западе. Однообразные гладкие и ровные, как будто бы замороженное в спокойную погоду море. Везде небо разрезается ровными колоннами света сильнейших звезд. Полная Луна, лениво переваливая через зенит, гонит перед собой скопища теней, своего призрачного воинства. Ядро моего отряда медленно и целеустремленно продвигалось к югу. Разъезды, отправленные во все стороны порой натыкались на одиноких зеленокожих, слышались звон стали и хриплые крики мелких демонов. Готфрид и Римион, два аннатарийских офицера проявляли себя как настоящие герои. Кажется им не требуется ничего, кроме как битв и крови.
<br>- Скажите, прекрасная Айлари, отсюда вы не можете почувствовать упомянутый след?
<br>- Любезный Шархар, я, как и раньше, могу лишь примерно указать направление. Юг-Юго-Запад. Приближается Буря. Нынче с Бурей появятся песчаные демоны.
<br>Ещё час мы ехали в тишине, а потом заревел ветер. Песок поднялся с поверхности земли и устремился ввысь, вращаясь и скрипя. Сверкнула молния. Туман медленно и уверенно стал опускаться, становясь все плотнее и плотнее. Ураган, продираясь сквозь его пелену, бил в грудь и прогибал спину. Сквозь ветер послышались стоны песчаных демонов.
<br>
<br>Говорят, они рождены из песка. Говорят, они умирают с ветром. У них нет тела, нет ничего материального. Их никак нельзя отличить от сгустка песка, поднятого бурей, к роме как по стонам и по тому, что воины, соприкасаясь с ними, начинают биться в агонии. Но оружие их уничтожает.
<br>
<br>Я выхватил меч и поскакал в сторону стонов. Видимость пропала. Туман и песок. Я прокричал трубачу, чтобы он протрубил общий сбор возле знамени. Нам сейчас нельзя теряться.
<br>
<br>Буря продолжалась более десяти часов. Из непроглядного тумана вырывались сгустки демонов, их кололи алебардами и копьями, рубили мечами и топорами и они рассеива лись. Иногда появлялись зеленокожие, несколько раз нам встречался большой красный демон, как призрак выплывший на нас из тумана.
<br>
<br>Мы постоянно скакали на юг. Несколько лошадей погибло от изнеможения. Сверкали молнии, выхватывая отдельные куски окружающей картины: шлем, занесенная перед ударом рука, искаженная ужасом зеленая морда. Порой грохотало выпущенное нашей колдуньей заклинание. Один раз мы натолкнулись на группу из четырех бездомных рабов, две взрослые особи и два ребенка, лысых беззубых, тихо стонущих. Пополнили запасы крови. Ближе к полудню Дортмунд оторвался от остальных и был разорван рогатыми демонами, внезапно появившимися из шторма.
<br>
<br>То тут то там появлялись лица врагов, из тумана вырывались наши всадники, появлялись и исчезали песчаные демоны, сверкали магические заряды. Серый Туман вокруг. Так проходит ночь, проходит день, месяц, вся жизнь. Цепи условностей обязанностей и обетов, точно так же как и туман окружают всякого. Я командую отрядом, в моей власти решить, когда разбивать лагерь и кого атаковать, но я не знаю ни причин, ни цели войны, не знаю причины важности своей миссии. Из тумана условностей я выхв атываю объяснения происходящему. В голове звучат, не смолкая и повторяясь, слова долга. Из рассеченного мечем непонимания сердца рвутся слова надежды и желания. Я мог бы стать другим, выбрать иные цели, заменив меч на ложь или обаяние, подменив нормы и устои, достичь всех высот человеческой фантазии. Так почему я таков? Неужели я испытываю какие-то чувства к тем, кто выше меня в моей иерархии, или к тем, кто, наоборот идет за мной. Я могу командовать полками и армиями, могу командовать десятком солдат или остаться в одиночестве. Я не могу сдвинуть с места камень, но могу двигать государственные границы. Но тем не менее я всегда остаюсь тем восторженным маленьким мальчиком, который не разуверился в своих идеалах. И дай вам бог, вам таким старым и мудрым, много знающим и все испытавшим, также не разувериться.
<br>
<br>Порой одна улыбка способна раскрыть такие двери, которые не разрушить самой древней магии, самым сильным армиям. Обаяние подчиняет народы и покоряет сердца красавиц. Я мог бы быть таким, но лицемерие не для меня. Я люблю лишь Богиню, а её пламенное сердце мне не покорить никогда.
<br>
<br>Порой слово лжи способно предотвратить и начать войну, ложь возводит на троны и уничтожает государства. Ложь не для меня.
<br>Я замкнуто живу в своем мире, и в нем я не нуждаюсь ни в чем.
<br>
<br>Буря прекратилась в полдень. Нас осталось шесть человек. Пять воинов и ведьма. Мой носорог мертв. Все изранены. Обоз с едой мы потеряли. Одежды наши изодраны в клочья. Лица превращены бурей в грубые, полные запекшейся крови с песком, маски. Мой шлем, разломанный на десятки частей, остался в барханах.
<br>
<br>Но вот ведьма вновь почуяла след.
<br>- Вперед!
<br>Я когда-то читал некий роман, где не было никакого сюжета и события шли нелогично и бессмысленно. Лишь одно в этой писанине волновало автора – переживания и душевные терзания главного героя. Точно такова, порой мне кажется, моя жизнь. События, бессвязанные и пустые проносятся мимо, а я все думаю, думаю…
<br>
<br>Вечер. Фиолетовое небо смеется над нами. Легкие полны свинца, я не могу дышать. Мы проезжали мимо двух замков, но не остановились там передохнуть. Лишь по немому приказу ведьмы, нам вывели десять сменных лошадей и вынесли немного съедобного мха. В замках также как и у нас кончилась еда. Кривого убили гоблины. Всего искололи копьями. Раны Нугуна гноятся, скоро он будет не в состоянии держаться в седле. Луна пошла на убыль. Все больше звезд заметно на небе.
<br>
<br>Айлари направила своего скакуна ко мне. Платье её изодрано в клочья из красного оно стало серым. Кираса в двух местах пробита и вся измята. Волосы всклокочены. Голос –не изменился, все тот же холодный и бездушный. Интересно, сколько сотен лет назад она родилась?
<br>- Триста двадцать один год, мой юный командир, я живу в этом мире. И надеюсь прожить ещё столько же. До объекта нашего преследования осталось сорок миль . Мы их настигаем. Но больше не будет впереди союзных нам воинских формирований или замков. Питаться придется кониной.
<br>- Разумно. Это все?
<br>- Нет, мой лорд, ещё одно. Завтра в полночь мы принесем в жертву Королеве Мира Нугуна, ибо нам нужна кровь, а он слабее всех.
<br>- Недостойно так поступать со своими солдатами.
<br>- Он слаб, а слабость заслуживает смерти, не так ли?
<br>Противно пить кровь своего солдата. Противно есть конину. Левая рука почти не слушается меня. Рана слишком сильна, даже магия крови бессильна. Я боюсь снимать с неё латы. Жалкий кусок тела, но все таки он мне дорог как память. Колдунья до сих пор не дает Нугуну умереть. Обнаженный, с распоротым ритуальным кинжалом животом он все ещё лежит, исполненный предсмертного блаженства, с затуманенными глазами и вывалившимся языком. Айлари склонилась над ним, её руки слабо светятся тускло-белым цветом, из полуоткрытого рта капает почти прозрачная кровь, сама она медленно раскачивается из стороны в сторону, в трансе шепча слова молитвы. Даже с расстояния в двадцать шагов я чувствую чудовищную силу, вливающуюся в неё, она действительно очень талантливая волшебница.
<br>
<br>Пение обрывается, она встает и оборачивается, её красивое молодое лицо искажается в гримасе улыбки.
<br>
<br>- Они теперь далеко не уйдут. Я призвала на их головы одну из лучших своих бурь.
<br>С её бледных губ на подбородок стекает тоненькая струйка крови, её или Нугена. А на юге небо вдруг взрывается громом и молниями. Отовсюду слышится нечеловеческий хохот. Айлари улыбается. Остальные наши дрожат.
<br>
<br>Нуген приподнимается с алтаря, шепчет: “Слава Великой Богине!” замирает и падает на камни.
<br>
<br>Мы настигли их. Нас четверо. Я, ведьма и, как ни странно, два моих аннатарийца: Готфрид и Римион. У нас осталось пять лошадей, очень мало оружия и доспехов. Впрочем, противнику после бури явно не лучше. Они постарались скрыться среди скал, упрямо рвущихся к небу сквозь песчаные поля. Буря раскрошила скалы в гальку. Везде валяются прожженные молниями зеленокожие, придавленные камнями зеленокожие, мертвые от удушья зеленокожие. На ногах держится не более десяти. И они, и мы, я полагаю, не в силах драться. Мы – всего лишь сжатые в человеческих телах клочки боли и страдания, у которых все нервные окончания кричат о невыносимости боли. Но они – хоть и не чувствуют, говорят, боли, но и не имеют веры, а потому наша магия сильнее. Айлари поднимает руки над головой, начинает бормотать на древнем наречье, гоблины срываются с мест и бегут вперед, звеня ржавыми саблями. Руки Айлари загораются, а вслед за ними пламя окутывает и зеленокожих, они падают, Айлари с грустью, первая её эмоция за все время, смотрит на обугленные руки. Готфрид добивает зеленокожих. Мы, спешившись, бредем к поваленному фургону, стоящему посреди лагеря. Матерчатая его крыша изорвана. И внутри видна связанная фигура. Победа?
<br>
<br>Нет, конечно, у подобной истории должен быть соответствующий конец. Финальная Битва.
<br>
<br>О чем это все я? Просто к нам летел по воздуху черный дракон. Не очень свежий, с почти порванным правым крылом, поломанным носовым рогом, выпирающим брюхом, этот монстр был, как говорят, одним из сильнейших в мире. В исторические времена с ними, по-моему, никто не встречался, а легенды – не очень достоверный источник информации. Махина размером с хороший дом с четверть километровым размахом крыльев, он занимал пол неба, хотя был ещё далеко от нас. У меня потемнело в глазах. Римион споткнулся и упал. Ведьму, которую поддерживал Готфрид, можно было в могилу класть, она вся дрожала, от рук пахло паленым, лицо все было в старой запекшейся крови.
<br>
<br>Я, смеясь сам над собой, с трудом вытащил меч и шагнул навстречу летящей ящерице. Неудержимо хотелось хохотать.
<br>
<br>Айлари тяжело вздохнула, выпрямилась, сделала шаг вперед, остановилась, замерла, сделала ещё один шаг. Вновь подняла руки к верху и что-то зашептала. Руки засветились синим цветом. Потом она тяжело вздохнула и руки опустились. Она обернулась ко мне. Мне показалось, будто бы она помолодела на триста лет, лицо её разгладилось, а глаза заблестели. Она почти пропела совсем чужим, звонким голосом:
<br>
<br>- Шархар, я пропою Слово Перемен. Никто из смертных ныне не может его договорить до конца, но я нашла, кажется, способ. Но нужна моя кровь. Вся. Ты отрубишь мне голову, когда я взмахну рукой. Властелин, я надеюсь, будет доволен.
<br>
<br>И она пошла вперед и запела. Пожалуй, я никогда не слышал столь восхитительной песни. Язык был мне не понятен, когда-нибудь я выучу его, но слова складывались в образы, а образы подчиняли сознание.
<br>
<br>Все меняется. Вода, воздух, земля, огонь. Горы рушатся, а моря пересыхают, пустыни покрываются ковром из ландышей. Те, кто когда-то обладал силой, станут лишь букашками, те, кто был лишь пылью, – закалятся в драгоценные камни, чтобы потом вновь рассеяться в песок. Вырастают и гибнут леса, тают ледники, память истлевает и теряется, границы империй зарастают мхом, а люди обращаются в жалкие скелеты. Все меняется. Нет ничего неизменного. Начинаются и заканчиваются войны, волны накатывают на скалы и отступают в океан, сердца сталкиваются и загораются, чтобы потухнуть вновь. Время течет, но и оно не неизменно. Все станет другим. Ветер перемен проходит сквозь каждую частичку мира. Все плохое, все хорошее, все – уйдет. Ничто не сохранится. Но родится новое и так будет всегда, до конца времен, перемен не остановить, их можно лишь на время задержать, но они вернуться. Мир изменится. Он станет лучше. Я верю.
<br>
<br>Айлари умерла. Её тело, неестественно изогнутое, лежало на камнях, руки были раскинуты в стороны. Отрубленная её голова улыбалась победно, с чувством собственного превосходства. А дракон исчез. Он изменился: превратился в песчинку, или мотылька, или в лепесток розы. Два моих воина лежали без сознания. Я побрел к фургону. Песня все звенела в ушах, то, как сотня органов, грохотала и ревела, то, как флейта, напевала едва слышимые аккорды.
<br>
<br>Я откинул полог фургона, развязал веревки и выволок на воздух безвольное тело. Это был сэр Торвус, герцог Эрина, граф Хоффа, Деридиума и Аккры, великий Лорд Киркана, первый рыцарь Страны Свинцовых Туманов. Ему было более тысячи лет. Говорят, он штурмовал замок Карстайн вместе с норлоками, побеждая сидов, говорят, он посадил на трон первого короля Аннатари, говорят… Он безвольно лежал передо мной на сером песке и медленно дышал.
<br>
<br>Потом он открыл глаза и заговорил.
<br>- Тщетно… Я создавал эту страну. Я отдал ей все силы, всю душу. Она же предала меня. Продалась хаосу. Все мои действия оказались тщетны. Я не нахожу в себе больше сил. Спасибо, что пытался спасти меня, но тщетно. Я не хочу больше жить.
<br>
<br>Он встал и произнес Слово Смерти.
<br>
<br>Но его немеющие губы ещё жили, и они шептали какой-то стишок:
<br>
<br>Кто я?
<br>Я первая цифра в таблице умножения
<br>Последняя буква в алфавите
<br>Символ хаоса, знак разложения,
<br>Пешка, павшая в гамбите.
<br>Я – восклицательный знак факториала,
<br>Веру вернуть в ваши души
<br>Тесно и мало
<br>И видеть, и знать и слушать
<br>Надпись с датами над могильной плитою –
<br>Просто шутка, награда за беспечность,
<br>Каждый живет и жизнью другою,
<br>Год какой-то тире бесконечность.
<br>
<br>Торвус умер. Но ничто вокруг не изменилось, не загрохотало небо, не затряслась земля. Все осталось прежним.
<br>
<br>Я хотел бы бежать прочь от этого мира. Я часто мечтал о других землях, о тех, где горы – выше, где воздух чище и холодней, где воды прозрачны, а облака пушисты. Я столь часто желал оказаться там, что порой мне трудно было понять, где же я на самом деле. Я создавал в своем сознании людей, которые бы следовали бы долгу чести и зову сердца, и они окружали меня во снах и грезах. Порой, я находил таких людей и здесь, я старался собрать их возле себя и они неизменно находили себе место в моих далеких мирах, рядом со мной. Чаще же окружающие отвечали ложью и жестокостью на доверие, смешками и презрением - на по детски открытые речи. Слова оставались словами. Люди не многим отличны были от животных. Я хотел бы бежать прочь от этого мира, но я остался. Остался потому, что сильнее желания убежать была ненависть. Я ненавижу все вокруг. Порой мне самому трудно поверить, что за моим же внешне спокойным лицом скрывается столь сильное столь нечеловечески горячее чувство. Эта не та ненависть, которая возникает, когда кто-то оскорбляет тебя, когда кто-то обращается с тобой как с рабом, когда кто-то уничтожает, скажем, всех близких тебе людей. Это нечто, намного более сильное и жестокое. Я ненавижу этот мир. И потому я останусь, чтобы уничтожить его.
<br>
<br>Я боюсь этого мира. Какой бы высокой стеной я ни отгородился от него, сколь сильно бы я ни закрылся в себе, он все равно находит щель или брешь, а за тем и способ причинить мне ещё и ещё боль. Я презираю его, ведь люди здесь ничем не отличаются от безмозглых тварей, их цели подобны целям тараканов, а мысли все сводятся к простейшим бытовым потребностям, а также деньгам и власти.
<br>
<br>Я приложу все силы, чтобы от этого мира не осталось ничего. Я не хочу, не могу жить в нем. Я мог бы достигнуть превосходных результатов во многом, в науке, в спорте, в искусстве, в войне, но во всем я доходил до определенной черты и останавливался, ибо мне все надоедало, я терял желание бороться дальше. Я достигал многих целей, но все они были не нужны мне, а то, что было ценным – так и оставалось запретным и недостижимым. У меня почти нет ничего своего собственного, своих маленьких радостей, своих маленьких побед, своего маленького счастья. Нет своей жизни. Нет сил. Мне отказано в своей надежде, отказано в своей любви. Порой мне кажется, что я – всего лишь собрание всего того, что в меня вкладывали, что хотели бы видеть во мне другие. Есть у меня лишь своя ненависть. Не знаю, хватит ли мне жажды жить, жажды свободы, чтобы победить, но по крайней мере одно я знаю наверняка. Я буду бороться до тех пор, пока бьется мое сердце, пока кровь течет по моим жилам, пока солнце встает на востоке, а приливы сменяются отливами в урочное время.
<br>
<br>
